Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Меч над пропастью - Михаил Ахманов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Волосы у тебя и правда длинные, а от остального навара немного, – утешил его Тревельян. Потом спросил: – Скажи-ка мне, Тентачи, почему хозяин велел мне колокольцы снять?

– Должно быть, в твоем Очаге другие обычаи, чем у Белых Плащей. У нас три колокольца – знак вождя, а два – великого воина.

– Я и есть великий воин, – заметил Ивар и нацепил на рог скакуна еще один колокольчик. Потом принялся осторожно расспрашивать Тентачи, выясняя, что вопили напавшие на него воины. Он вдруг засомневался в своем лингвистическом даре, подумав, что язык кочевников относится к группе ситуационных [14], и значит, одно и то же слово можно толковать десятком способов. Вскоре он выяснил, что в одиночку по степи не странствуют, что всякий шас-га передвигается лишь со своим Шестом, Очагом или отрядом воинов, и потому вопль «хар-рка!», которым его приветствовали, означал не столько «один», сколько «добыча». Или, если угодно, бесхозное мясо.

Обогатившись этими сведениями, Ивар поскреб макушку, поймал пару-другую насекомых, раздавил их и поглядел на небо. Там плыло вслед за караваном одинокое облачко, скрывавшее флаер. Жаркий Ракшас уже исчез на западе за краем равнины, Асур оседлал горизонт, и под его алыми лучами цвет пустыни переменился с серого на коричневый. Зной стал не таким яростным, порывы ветра улеглись и уже не кружили в воздухе песчаные смерчи, но продвижение каравана сопровождалось тучей пыли, летевшей из-под колес и ног скакунов. Горы, видневшиеся на юге, были уже не туманным призраком, а каменной стеной с вершинами, курившимися дымом или сиявшими ледяным убранством. Казалось, что этот гигантский барьер Поднебесного Хребта замыкает не пустыню, а все Мироздание.

– Значит, Долгих Песен ты не поешь, – произнес Тревельян, поворачиваясь к своему спутнику. – Жаль! Хотелось бы время скоротать. Ну, раз нет долгих, спой короткую.

Тентачи вытащил из-под накидки маленький барабанчик, ударил в него костяшками пальцев и затянул фальцетом:

Тянутся в пустыне скакуныВ поисках воды,Тянутся за ними люди.Вчера похоже на сегодня,Сегодня – на завтра…Так проходит жизнь.

– Мудрая песня, – одобрил Тревельян. – Но не думаю, что она порадует нашего владыку. С такими песнями тебе, и правда, дорога в котел либо на вертел. Вождям надо петь что-то воинственное, о врагах, битвах и победах.

– Есть и такое, брат, – произнес Тентачи и снова заголосил:

Сладка печень врага,Но глаза еще слаще.Сладок его язык,Но…

– Стоп, – сказал Ивар. – Это у нас получается не о битвах, а о жратве, так что давай лучше про природу.

Слова «природа» в шас-га, конечно, не было, но имелось два десятка обозначений для степи с травами, степи с кустами, голой степи, степи каменистой и тому подобного, а также для степей, небес и гор, понимаемых как единое целое, как вотчина Баахи, Бога Двух Солнц, и Каммы, Богини Песков. Можно было считать, что этот термин обозначает мир, природу или Вселенную.

Блуждающий Язык выбил дробное стаккато на коже барабанчика.

Встает белое солнце, бог Ауккат,Встает красное, бог Уанн,Ветер дует с восхода,И клонятся под ветром травы.Садится белое солнце, бог Ауккат,Садится красное, бог Уанн,Стихает ветер,И травы замирают.

Шкуры на заднем возке раздвинулись, появилась чья-то рука, и в певца полетел увесистый ком навоза.

– Публика благодарна и награждает аплодисментами, – пробормотал Ивар на земной лингве.

Оставшийся до привала час он размышлял о том, что шас-га не такие уж дикие – вот и певцы у них есть, и песни, и даже какой-то аналог поэзии с философическим уклоном. Вчера похоже на сегодня, сегодня – на завтра… так проходит жизнь… Мысль, что жизнь не вечна, что время пожирает ее день за днем, свидетельствовала об определенном интеллекте, особой избранности Тентачи среди его примитивного племени. «Жаль, если такой человек окажется в котле, – подумал Ивар. – Придется как-то обезопасить его от посягательств соплеменников… Поэт, носитель устной традиции – не мясо для жаркого, да и мяса в нем, по правде говоря, на один зуб…»

Караван остановился на ночлег. Разожгли крохотные костры, распрягли скакунов, приготовили варево из трав, коры и вяленых тушек змей, ящериц и крыс, мужчины поели, самки и детеныши вылизали остатки. Но ппаа Киречи-Бу решил поужинать поплотнее, и для него забили ребенка.

Тревельян ушел в темную степь. Его вывернуло.

Оценивая состояние того или иного архаического общества, ФРИК пользуется тремя основными показателями: индексами социального и технологического развития (ИСР, ИТР) и движущим пассионарным импульсом (ДПИ). Две первые величины отсчитываются в десятибалльной шкале, причем максимальный показатель 10 соответствует высокоразвитой цивилизации земного типа. ДПИ измеряют в стобалльной шкале, где за 100 принят пассионарный импульс монгольских племен в эпоху Чингисхана. Можно думать, что такие оценки не лишены субъективизма, но разработанный ФРИК метод прецедентов и тщательный сбор информации делают их весьма точными.

Воздействие на инопланетную культуру обычно производится путем внедрения элементов социального и технологического прогресса (ЭСТП). Это могут быть идеи (например, о сферичности планеты), технические приемы (способы выплавки стали, книгопечатания и т.д.), простые механизмы (сверло, ветряная мельница, ткацкий станок), протекционизм (помощь перспективным лидерам с одновременной нейтрализацией их противников) и тому подобное. Как правило, согласованный комплекс ЭСТП приводит к нужным результатам, хотя известны случаи, когда усилия Фонда были тщетными. Это всегда связано с противодействием других галактических культур, и классическим примером такой ситуации является неудача на Осиере – который, как выяснилось, патронируется расой параприматов. Впрочем, можно ли назвать неудачей столь великое открытие? Ведь мы обнаружили народ, превосходящий нас по уровню развития и, что самое важное, миролюбивый и расположенный к длительным контактам. 

Абрахам Лю Бразер «Введение в ксенологию архаических культур». Глава 4. Терминология ФРИК.

Глава 4. Лайнер «Гондвана»

«Гондвана», гигантский пассажирский лайнер, дрейфовал в системе Каузы Примы бок о бок с кораблем параприматов. На земной взгляд эта конструкция выглядела странновато: ни определенных очертаний, ни ясно различимой оболочки, ни сходства с какой-либо геометрической формой. Нечто мерцающее, расплывчатое, с разбросанными тут и там темными ядрами, будто повисшими в светящемся облаке, сквозь которое виднелись звезды… Такой обязательный элемент, как разгонная шахта, не просматривался, и оставалось лишь гадать, каким образом парапримы странствуют в Лимбе [15]: с помощью контурного привода [16] или другим, неведомым землянам, способом.

Оружия на чужом корабле не имелось, как и на «Гондване». Всякие средства уничтожения и разрушения парапримы очень не жаловали, так что на первое дипломатическое рандеву был отправлен пассажирский лайнер, а не эскадра тяжелых крейсеров, сопровождаемых фрегатами. Это являлось непременным требованием парапримов: никакого оружия, никаких деструкторов, аннигиляторов, киберистребителей и боевых роботов. Они полагали, что высокоразвитые существа могут и должны договориться без демонстрации силы – тем более что делить им нечего. Спорный вопрос касался не экспансии в Галактику, не новых колоний, не торговых или военных интересов, а проблемы сугубо мирной – можно сказать, даже благородной и гуманной: методов прогрессорства. Ибо парапримы занимались тем же, что и Фонд Развития Инопланетных Культур, но делали это иначе, с гораздо меньшими самонадеянностью и напором.

«Гондвану» и одно из темных ядер судна парапримов соединяла пуповина переходного модуля, в середине которой круглился шар временной станции с залом переговоров и отсеками для отдыха. На свой корабль чужаки землян не пригласили; те, соблюдая паритет, ответили тем же. В результате консул Пьер Каралис, глава дипломатической миссии ФРИК, беседовал с братьями по разуму при нулевой гравитации и не очень комфортной температуре – парапримы любили тепло, и в зале было градусов тридцать. В прозрачном куполе этого помещения пылало зеленоватое око Каузы Примы, под ним, в самой середине, торчала поросль голопроекторов и прочей вспомогательной техники, а у стен находились прикрепленные к полу кресла. Для людей – обычные «коконы» [17], для их партнеров – широкие плетеные сиденья, имевшие сходство с гамаками.

По левую руку от Каралиса сидел Сойер, его заместитель, справа высилось цилиндрическое устройство с памятным кристаллом умершего недавно Колесникова. Он был великолепным специалистом, обладавшим в новой своей ипостаси неограниченными резервами памяти, и потому Каралис взял его с собой в качестве Советника.

В креслах напротив располагались два параприма. На любой встрече их было ровно столько же, сколько людей, будто они предугадывали заранее число земных переговорщиков. Каралис не мог отделаться от мысли, что так оно и есть. На Земле он тщательно изучил материалы Тревельяна, первым вступившего в контакт с парапримами, и обнаружил в тех отчетах один пугающий нюанс: похоже, эта раса знала, как прогнозировать грядущее. Может быть, не в подробностях, не в деталях, но с числом своих делегатов они не ошиблись ни разу.

– Сегодня мы выбираем тему для дискуссии, – произнес Антрацит, подняв неимоверно длинную руку. – Не сочтите за обиду, но нам хотелось бы поговорить о ваших неудачах и их катастрофических последствиях. Есть ли возражения, партнеры?

– Нет, – сказал Каралис. – Что касается ваших неудач, – он подчеркнул слово «ваших», – то мы о них не знаем, но надеемся получить информацию по этому вопросу и обменяться мнениями.

– Разумеется, – заверил его Белый Воротник. – Мы не всегда и не везде добивались успеха, и не собираемся этого скрывать. Но сегодня займемся анализом ошибок, допущенных Фондом.

– На чужих ошибках полезно учиться, – басовито буркнуло из вокодера, подсоединенного к кристаллу Колесникова. – Полезно и, главное, приятно.

Николай Ильич Колесников при жизни был резковат, и, кажется, теперь эта черта усилилась. Но на все его шпильки парапримы отвечали только вежливым оскалом, означавшим улыбку.

– Ледяной Ад, – произнес Белый Воротник, и в луче голопроектора закружился оледеневший сфероид планеты. – Цивилизация гуманоидов, стоявших на пороге эры электричества… При вашем тайном содействии они совершили быстрый скачок в математике, химии, ядерной физике, инженерии. Обогащение урана, производство плутония, первые атомные энергостанции и неуклюжие, но весьма эффективные боевые заряды… Плюс разобщенность их стран, безнравственность правителей и невежество ученых… Так?

Сойер опустил голову. Каралис кивнул; его горло жгло огнем, словно он наглотался чудовищного пламени, что бушевало некогда над тем несчастным миром.

– В результате – всеобщая гибель и постъядерное оледение, – сказал Антрацит. Он изъяснялся почти без акцента – после нескольких первых встреч оба параприма быстро освоили земную лингву. У них имелись длинные сложные имена, которые запомнил только Колесников. Каралис звал их про себя Антрацитом и Белым Воротником; первый – с черной, как ночь, шерстью, у второго вокруг шеи и под горлом шла белоснежная манишка. Они были четверорукими созданиями, напоминавшими с первого взгляда крупных обезьян Земли. Второй и более пристальный взгляд улавливал отличия: короткая гладкая шерсть лежала волосок к волоску, изящные плавные жесты не походили на резкие движения горилл и шимпанзе, лоб был высоким, челюсти – не такими огромными, пальцы – длинными и гибкими. И от них приятно пахло.

– Руины, – молвил Белый Воротник, и видение Ледяного Ада сменилось другой планетой. – Перенаселенный мир с довольно развитой технологией и высоким темпом размножения. Эти существа, отличные от вас и от нас, страдали от голода и эпидемий – не все, но очень многие. Вы стимулировали биохимические исследования – кажется, это был последний ваш эстап [18]?.. – и на Руинах начали производить искусственную пищу и препараты от болезней. Последовал всплеск рождаемости, затем – истребительная война. Выйти в космос они не успели.

– Теперь о другом погибшем мире, который вы называете Горькой Ягодой, – продолжил мрачный перечень Антрацит, но Сойер прервал его:

– Горькая Ягода, Пепел, Рухнувшая Надежда – мы помним о них! Да, это наши неудачи… Мы не знали, что нельзя работать с мирами за Порогом Киннисона… Но, с другой стороны, они могли самоуничтожиться и без нашего воздействия.

– Вы в этом уверены? – спросил Белый Воротник. – Вы способны заглянуть в грядущее?

– А вы? – откликнулся Каралис.

Парапримы сморщились, будто в нерешительности или в раздумье. Их мимика и жесты были очень похожи на человеческие, и это облегчало общение.

– Иногда нам это удается, – сказал Антрацит. – Не обладая подобным знанием, мы не рискнули бы вмешиваться в развитие младших рас. Следует предвидеть, что для них плохо, что хорошо и чем обернутся наши лучшие намерения.

– Вы делаете долгосрочные прогнозы с помощью компьютеров? – поинтересовался Колесников. – Что при этом используется? Оценка рисков, альтернативный исторический анализ, синергетика, стратегия игр? [19]

– Нет. У нас имеются аналоги этих математических дисциплин и устройства, подобные вашим компьютерам, но мы считаем, что искусственный разум уступает живому мозгу в прогностических способностях. В вашем языке есть термин… умение приходить к правильным результатам без логических рассуждений…

– Интуиция, – пробормотал Каралис, – интуиция… Мы можем лишь позавидовать вашей чудесной способности, партнеры, если она в самом деле столь безошибочна и точна. Наши знания о будущем все-таки строятся на компьютерных расчетах.

– Но прогноз будущего – некорректная задача, – возразил Белый Воротник. – Нельзя учесть всю гигантскую совокупность фактов, необходимых для точного математического расчета. В то же время малые флуктуации в исходных данных ведут к непредсказуемым результатам. – Он помолчал, потеребил шерсть на груди, потом пригладил белый мех. – Мы познакомились с тем, что называется у вас литературой. Я вспомнил песенку… детскую песенку о кузнице, в которой не нашлось гвоздя, чтобы подковать верховое животное… кажется, лошадь… И что случилось из-за этой мелочи?

– Лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит, – гулким басом сообщил Колесников. – Да, случилась большая неприятность! Но мы теперь умнее, чем двести лет назад. Мы не пытаемся влиять на экстравертные культуры, на тех, кто осознал свое место во Вселенной. Мы занимаемся исключительно архаическими мирами.

– Но ускоряя их прогресс, вы не застрахованы от ошибок. Есть лишь одна причина для оправдания подобных действий: минимизация жертв. Социальный и техногенный прогресс общества ведет к неизбежным потерям: разумные существа гибнут в войнах и катастрофах, во время социальных потрясений и опасных экспериментов, умирают от голода и болезней. Вмешательство извне оправдано, если оно сокращает количество жертв.

– Существенно сокращает, – добавил Антрацит. – Но вы не умеете предугадывать подобные риски.

– Нам намекают: не суйся со свиным рылом в калашный ряд, – буркнул Колесников. Он произнес это на русском, но, вероятно, смысл был понятен парапримам – оба оскалились в улыбке.

– Есть ситуации и Cитуации, – сказал Сойер. – Иногда вмешательство необходимо, к какой бы культуре, интравертной или экстравертной, ни относился прогрессируемый мир. В истории нашей планеты были такие случаи.

– Вы испытали чье-то влияние? – спросил Антрацит. Кажется, он выглядел удивленным.

– Не уверен, что это можно так назвать. – Каралис запрокинул голову и прищурился – зеленоватые лучи Каузы Примы кололи глаза. – Влияние?.. Нет, скорее своевременная помощь… Это произошло девять веков назад, при столкновении с расой фаата. Их флот вторгся в Солнечную систему, и хотя мы уже имели боевую космическую технику, перевес был на стороне противника. Возможно, нас бы уничтожили.

– Кто же вам помог? Кто это сделал? – с явным волнением произнес Белый Воротник.

– Эмиссар метаморфов, пребывавший в нашем мире в качестве наблюдателя. Организм этих созданий способен к глобальной перестройке, – сообщил Каралис. – Они могут принять облик гуманоида, дроми, лльяно или подобного вам существа и потому практически неуловимы. Но Гюнтер Фосс – так звали того метаморфа – не скрывался и вступил в контакт с нашими службами. В архиве Звездного Флота есть упоминания о нем.

Парапримы переглянулись.

– Нам ничего не известно об этой расе, – промолвил наконец Белый Воротник.

– Рад оказаться вам полезным. – Каралис усмехнулся. – Но про лоона эо вы, вероятно, знаете?

– Да. С ними мы поддерживаем торговые контакты.

– Лоона эо тоже пытались влиять на нас. Среди предлагаемых ими товаров есть странные устройства, опасные для гуманоидов: гипноглифы, Зеркала Преображений, снадобье эрца и звучащие шары… как же они называются?..

– Коум, – подсказал Колесников, – они называются коум. Мы запретили ввоз таких предметов и потому, возможно, еще живы. Даже не сошли с ума.

Парапримы одновременно кивнули, то ли соглашаясь с подобным решением, то ли приняв информацию к сведению. Потом Антрацит промолвил:

– Это создание… метаморф… он действовал в согласии с нашей традицией. Несомненно, его раса обладает опытом и мудростью. Мы хотели бы с ней связаться и просим вашего содействия.

– Тут мы ничем не можем помочь. Метаморфы приходят и уходят, ни у кого не спрашивая разрешения, – сообщил Каралис, а Колесников мстительно добавил:

– Поищите на своих мирах. Уверен, они и вас не обошли вниманием.

Наступила тишина. Антрацит и Белый Воротник сидели неподвижно, закрыв глаза, и, надо думать, обменивались мнениями – эта раса была способна к мысленной связи. Зеленоватые лучи звезды струились сквозь прозрачный купол, шерсть парапримов, не носивших одежды, отливала изумрудными бликами, мышцы гибких длинных конечностей чуть заметно трепетали. Каралис и Сойер, соблюдая протокол, старались не разглядывать их, но Колесников не стеснялся: все шесть видеодатчиков его цилиндра таращились на инопланетян. Он, несомненно, фиксировал каждый их жест и каждое слово, а в периоды молчания пытался расшифровать поток ментальных импульсов.

– Продолжим, партнеры, – сказал Антрацит, поднимая темные кожистые веки. – Мне кажется, вы что-то хотите спросить?

– Да, – откликнулся Сойер. – Упоминались некие традиции… ваши принципы прогрессорства, если я верно понял… Могли бы вы их изложить?

– Разумеется. – Антрацит обхватил нижние конечности верхними и принялся раскачиваться в своем сиденье-гамаке, согласуя ритм речи с этими движениями. – Наблюдение, только наблюдение… долгое, тщательное, терпеливое наблюдение… никаких попыток ускорить естественный прогресс… никаких эстапов и передачи технологии, даже самой безобидной… никакого протекционизма тем или иным группам населения… никаких сведений географического или космогонического характера… – Вдруг он замер и вытянул в сторону землян длинную конечность. – Вмешательство допустимо, но в одном и только одном случае: при угрозе общепланетной катастрофы. Так, как сделал наблюдатель метаморфов, о котором вы рассказали.

– Это означает, что из прогрессоров мы станем наблюдателями и хранителями, – сказал Сойер.

– Именно так, – согласился Антрацит. – Не изменять быстро и непредсказуемо, а оберегать от несчастий. Не толкать силой в неведомое будущее, а следить за естественным процессом, помогая лишь в случае крайней необходимости. Такова наша концепция.

– Я доведу ее до сведения Консулата, – вымолвил Каралис. – Вы желаете продолжить обсуждение наших… гмм… провалов и ошибок?

– Нет. Об этом сказано достаточно, и мы не хотим усиливать то ощущение вины, которое вы испытываете. – Белый Воротник щелкнул пальцами, вызывая гравиплатформу. – Чем мы займемся в следующий раз? Ваша очередь сделать предложение.

– Осиер, – сказал Каралис. – У нас имеются разногласия по Осиеру. Хотелось бы с ними разобраться.

– Нет возражений. Ваш коллега Ивар Тревельян будет участвовать в дискуссии? Это было бы полезно. Хранитель Осиера высокого мнения о нем.

– К сожалению, Тревельяна нет на нашем корабле. Он выполняет очередную миссию, далеко отсюда. Очень далеко.

– Разве с ним нельзя связаться?

– В принципе, можно, но поддерживать непрерывную связь на таких огромных расстояниях затруднительно. Боюсь, капитан нашего лайнера на это не пойдет.

– Техническую часть мы берем на себя, – промолвил Антрацит.

Сделав прощальные жесты, парапримы скользнули друг за другом на подплывшую платформу и направились к выходу.

Глава 5. Саенси

Есть три занятия, достойных мужа:

торговля, торговля и еще раз торговля.

Пословица народа туфан

Инанту Тулунов, практикант Ксенологической Академии, неторопливо брел вдоль рядов шумного пестрого базара. Здесь были палатки из шкур и грубой парусины, навесы, что держались на шестах, более капитальные строения из необожженного кирпича, кособокие прилавки, открытые солнечным лучам, и просто разложенные на земле товары. Посуда и оружие, древесина и кипы широких листьев для крыш, обувь и одеяния, маленькие слитки металлов, кольца, ожерелья и браслеты, кожи и шкуры, плоды дигги – свежие, соленые и маринованные, кувшины с пивом, сушеное мясо пустынных удавов, мясо и мех горных кенгуру, животные – хффа и рогатые свиньи, хищник Четыре Лапы в прочной деревянной клетке, драгоценная вода в глиняных сосудах, повозки, корабельные снасти и, разумеется, невольники – словом, тут было все. Вопили торговцы и покупатели, жуткими голосами завывали хффа, бранились стражники, разнимая дерущихся, звенели клинки, шелестели одежды, топали сотни ног, поднимался дым над харчевнями, пахло нагретым камнем, морем, едой, от куч отбросов несло вонью.

В Саенси, торговом городе народа туфан, Инанту был не в первый раз. Здесь его знали под именем Ловкач – у туфан имена походили на клички и могли меняться в зависимости от обстоятельств. Так, один из приятелей Инанту звался Мордастым, а когда потерял ступню в схватке с дикарями из южной пустыни, превратился в Колченогого. Инанту получил свое имя – весьма почетное, по мнению туфан, – ввиду особых успехов в торговых делах, хотя крупными операциями не занимался, а шустрил по мелочи. Считалось, что он водит небольшие караваны с горшками, украшениями и одеждой в Землю Кьолл и всегда возвращается с выгодой, с мешочком широких водяных браслетов или с сосудами сладкой воды [20]. Инанту и правда был оборотистым малым, но базой его купеческой удачи все же являлась золотая проволока из запасов Юэн Чина.

Инанту уже навестил пару десятков своих приятелей – торговцев тканями Зоркого Змея и Кривозуба, арматора Соленого, хозяина гончарной мастерской Рожу-в-Глине, Брюхо, державшего пивной склад, и остальных знакомцев. К одним пожаловал в лавку, других повстречал в торговых рядах, с третьими, как с Колченогим и Трясучкой, перебросился словом в харчевне матушки Отвислой Губы, где подавали рыбу с лепешками из дигги. В каждом из этих мест его принимали с искренним радушием: будучи нацией мореходов и торговцев, туфан отличались любопытством и обожали слушать страшные истории, особенно под пиво и соленую рыбку. Инанту приятелей не разочаровал – новости у него были страшнее некуда.

Он будто бы вернулся из дальнего похода на запад, в земли кьоллов, которым в этот раз возил не плащи и посуду, а наконечники для стрел и копий. Товар, в общем-то, неходовой, так как у баронов, владык оазисов, дружины были небольшие, где пятьдесят, где сто бойцов, и для них кьоллы сами делали оружие, приобретая лишь бронзовые мечи особой закалки. Но теперь стрел и копий понадобилось больше – орды страшных дикарей шас-га из северных пустынь сумели как-то перебраться через горы, и воинов в их войске больше, чем жителей в Саенси, Негерту и Киите, если считать всех и каждого, от мала до велика. Их, этих жутких людоедов, ведет вождь Серый Трубач, и нет сомнений, что кьоллов они размечут и сожрут, а после выйдут к побережьям, и тут наступит конец народам туфан и ядугар. Точно наступит, если магистраты городов не сложатся и не наймут такую армию, какой еще не видели в этих краях. Надо набирать солдат, строить валы, копать рвы и ставить частоколы, надо призвать всех ближних баронов с их отрядами, и надо готовить корабли, чтобы уплыть в земли востока, если кочевники одолеют.

Инанту внимали с ужасом, ибо о шас-га в прибрежных городах было известно – по временам плавали их мореходы на север и покупали там рабов, страшных видом своим, и силой, и кровожадностью. Из них получались отличные телохранители – конечно, после долгой и весьма опасной дрессировки. Этим доходным ремеслом занимались немногие – бывало, что дрессировщиков съедали.

Базарная площадь выходила одним краем к бухте, полной кораблей, и здесь вдоль побережья тянулись доки, верфи, склады и причалы, и над каждым строением реял по ветру знак владельца – тряпка с какой-нибудь надписью, сухие стебли бамбуковой травы, окрашенные в разные цвета, или пучок волос. С другой стороны поднимался холм с цитаделью, обнесенной кирпичными стенами, – там жили самые богатые судовладельцы и купцы, там находились казармы стражей, святилища богов, здания суда, магистрата и подземелье городской темницы. По склонам холма карабкались без порядка и разбора усадьбы, обнесенные стенами из глины, лачуги, хижины и мастерские, с грудами мусора под каждым забором, с трубами над кузницами и гончарными печами, с тощими хффа, бродившими тут и там в бесплодных поисках травы. В общем, Саенси являлся обычным средневековым городишком, каких на Земле в былые эпохи насчитывались тысячи. Но в скудном мире Раваны таких поселений было десятка три, так что Саенси мог считаться оплотом местной цивилизации.

Первый раз Инанту обошел торжище с белого восхода до красного полудня, задерживаясь где на несколько минут, где на полчаса, а в харчевне – так на целый час. Во время второго круга он прислушивался к разговорам; ближе к гавани еще болтали о торговых делах, но в середине базара и в стороне, ближней к городским окраинам, уже полз слушок о дикарях шас-га, преодолевших горы и поедающих в данный момент кьоллов, с их диггой, хффа и рогатыми свиньями. Говорили, что некий туфанский купец был зажарен и съеден со всем своим караваном, что сотни оазисов выжжены дочиста, что людоеды выйдут к побережью через пару дней и что ведет их предводитель Серый Барабан или, возможно, Кровавый Трубач. Говорили, что Саенси обречен, если великий Бааха, Бог Двух Солнц, или Камма, Богиня Песков, или Бог Воды Таррахиши не спасут город каким-то чудом. Говорили, что на богов надежда слабая, ибо они коль и влезают в дела людей, так непременно с пакостью: то неурожай устроят, то падеж скота, то бурю песчаную пошлют, а вот теперь – кочевников шас-га; может быть, с той целью, чтоб извести под корень всех настоящих людей. Еще толковали о бездействии власти, о том, что не посланы гонцы в другие города, не собрана воинская сила, и о том, что богатеи уплывут за море, а остальным дорога одна – к людоедам в котел. Словом, паника ширилась, а вместе с нею – недовольство, граничащее с бунтом.

Инанту сделал третий круг, а на четвертом, когда белое солнце стало садиться, взяли его под руки, оттеснили в проулок за полуразвалившимся храмом Баахи, прислонили к ветхой глиняной стене и врезали пару раз коленом пониже живота. Инанту захрипел, согнулся, выблевал рыбу, лепешки и пиво из кабака Отвислой Губы, но медицинский имплант помог справиться с болью. Его обидчики были дюжие молодцы, но не разбойные людишки, а стражи при исполнении: на каждом – кожаный нагрудник, у поясов – кинжалы, а в лапах – увесистые палки. Пожалуй, Инанту одолел бы этих четверых, но драка в его планы не входила. Он добивался совсем другого результата.

Стражники расступились, давая дорогу важному мужчине в бронзовых доспехах. У всех обитателей Пекла кожный эпидермис был толще, чем у землян, являясь естественной защитой от излучения двух светил; по этой ли причине или по какой-то иной усы и бороды у них считались редкостью, хотя обилие волос на голове буквально изумляло. Те, кому повезло с усами либо с бородой, холили их и берегли, ибо такая растительность считалась знаком благородного происхождения. Воин в доспехах был усат и бородат: усы – по три волосины, борода – четыре. Но во всем остальном он выглядел очень солидно: рожа плоская, как у всех туфан, шея бычья, темные буйные пряди до пояса, мускулистые руки и пронзительный взгляд. Важная личность в Саенси! Командир городской стражи по имени Тяжелый Кулак.

– Смутьяна – ко мне! – произнес он утробным голосом, и стражи толкнули Инанту поближе к начальнику. – Я тебя знаю! – рявкнул тот, осмотрев задержанного. – Ты – Ловкач, трахни меня Бааха! Ловкач, мелюзга базарная! Вернулся, значит, из Кьолла со всякими байками… Ты зачем народ пугаешь?



Поделиться книгой:

На главную
Назад