23000

– Да.

– Положи себя на Лед.

– Я стараюсь. Хотя Льда там больше нет. Мне… трудно.

Голос Лаву задрожал.

– Лед здесь. – Руки Шуа опустились на плечи Лаву. – И он пребудет с нами до самого конца. И его хватит на всех. Я знаю. И ты тоже, брат Лаву, должен знать это.

Лаву сидел неподвижно, упершись взглядом в мраморные плиты пола.

– Ты должен знать это, – повторил Шуа, не помогая сердцем.

И сердце Лаву справилось само:

– Я знаю.

Он легко встал. Сердце его успокоилось.

– Кто сделает последний молот? – спокойно спросил он.

– Он уже изготовлен.

– Кем?

– Мною. Мы спустились сюда за ним.

Лаву понял.

Шуа коснулся синей кнопки одной из сот. Стеклянный экран отошел в сторону. Шуа взял ледяной молот, быстро приложил его к своей груди, моментально вспыхнул сердцем, протянул молот Лаву:

– Ты знаешь, кого он должен разбудить.

Лаву взял молот. Приложил его к своей груди, вспыхнул:

– Я знаю.

– Ты не только знаешь, – уверенно произнес Шуа, помогая.

– Я… знаю… – напряженно произнес Лаву.

И вдруг радостно улыбнулся:

– Я ведаю!

Шуа с силой обнял его. Ледяной молот коснулся лица Лаву. Лаву сжал древко молота. И вскрикнул. Его бледно-голубые глаза моментально наполнились слезами: сердце его ведало.

– Пойдем. Я буду провожать тебя, – произнес Шуа.

Горн

Храм сидела на пирсе в своем золотом кресле и смотрела в океан. Так она всегда встречала.

К концу дня северо-западный ветер не стих, и волны, разбиваясь и захлестывая пристань, ползли по розовому мрамору к креслу Храм, лизали ее босые, худые и слабые ноги. Бледно-голубые, почти выцветшие, но по-прежнему большие и ясные глаза Храм неотрывно смотрели туда, где скрывшийся за палевыми облаками солнечный диск коснулся океана. Рядом с Храм сидели братья Мэф и Пор, подставив свои мускулистые и загорелые тела влажному ветру. Другие братья и сестры ждали в доме, каждый на своем месте.

Сердце Храм вздрогнуло.

– Уже здесь! – прошептали ее губы.

И опершись костлявыми руками о гладкие золотые подлокотники, она стала приподниматься. Мэф и Пор вскочили, подхватили ее.

– Уже! – повторила она и радостно, по-детски улыбнулась, обнажив старые, пожелтевшие зубы.

Мэф и Пор вгляделись в океанский горизонт: он был по-прежнему пуст. Но сердце Храм не могло ошибиться: прошла минута, другая, третья, и левее мутного, тонущего солнечного диска возникла точка.

Ее сразу заметили из дома: раздались радостные вскрики.

– Мясо не удержало! – Худые пальцы Храм сжали широкие запястья братьев.

От дома по нисходящей лестнице бежали на пирс братья и сестры.

Белый катер приближался.

Храм двинулась к нему, но впереди ее босых и мокрых ног был край пирса. Братья удержали ее. Тело ее вздрагивало, сердце пылало.

– Уже здесь! – старчески взвизгнула Храм и забилась в руках братьев.

Худое тело ее извивалось, пена выступила на морщинистых губах. Подбежали братья и сестры, обняли, припали к ногам.

– Положи себя на Лед! – помог сердцем Га.

Тут же стали помогать другие, сдерживая собственный вой и рыдания. Но сердце Храм не хотело ложиться на Лед: скрюченные пальцы впивались в руки и лица братьев, тщедушное тело билось и извивалось, пена летела изо рта вместе с хриплым воем:

– Зде-е-е-есь! Зде-е-е-е-есь!!!

Впервые за долгие десятилетия непрерывного, ежеминутного ожидания сердце самой старшей и самой сильной сестры братства не справлялось с достигнутым. Сердце терялось. Могучее и мудрое, оно вдруг стало совсем юным и неопытным, словно только вчера удар ледяного молота разбудил его. Сердце Храм бессильно трепетало.

Братство почувствовало это.

Храм подняли на руки, обступили, прижались телами. Сердца обступивших вспыхивали. Храм извивалась. Десятки рук подняли ее к небу с проблесками первых звезд.

– Положи себя на Лед! – говорили губы и сердца.

Храм извивалась.

И словно дошедшая от приближающегося катера большая волна перевалила край пристани и белой соленой пеной окатила толпу борющихся за растерявшееся сердце. Храм затихла, провалившись в глубокий обморок. Пор бережно взял ее на свои могучие руки. Сердце Храм легло на Лед, дав ей покой.

Катер приближался.

Все смотрели на него.

Остроносый, белый, он мощно рассекал волны. Сделал полукруг и причалил к пристани. На палубе стоял Уф со спящим мальчиком на руках. Стоящие на пирсе вздрогнули, сдерживая крики. Катер тяжело покачивался на волнах. Бросили конец, пришвартовали, проложили трап.

Уф с мальчиком на руках сошел на пирс. Вслед за ним сошли Лаву с металлическим кофром и Борк.

Братья и сестры молча расступились. Уф сделал несколько шагов по мокрому мрамору. Лицо его было напряжено и неподвижно, словно маска. Но серо-синеватые глаза сияли. И он как мог сдерживал свое могучее сердце. Все почувствовали это. И тоже сдержали свои сердца. Уф увидел бесчувственную Храм на руках у Пор.

– Что с ней? – спросил он.

– Она ждала, – ответил Пор.

У ф понял.

– Пойдемте в дом, – произнес он и первым пошел вверх по лестнице.

За ним двинулся Пор. Остальные тронулись следом. Ветер с океана дул им в спины, теребил одежду, трепал длинные белые волосы бесчувственной Храм.

Уф с мальчиком на руках вошел в дом, миновал малую террасу, агатовый коридор и оказался в зале Пробуждения. Круглый, зеленовато-голубой, просторный, он служил местом для сердечного разговора. И в этом же зале пробуждали сердца новообретенных, открывали им путь к Свету Изначальному. Высокие узкие окна были открыты, круглый полупрозрачный купол нависал над залом.

Уф осторожно положил мальчика в центр небесно-синего мозаичного круга. Отошел и опустился на пол. Братья и сестры молча расселись по краю круга. Пор опустил Храм на прохладный пол рядом с Уф, и тот бережно принял в свои руки беловолосую голову мудрой сердцем.

В зале наступила тишина.

Только слышался океанский прибой да сонно перекликались пеликаны на побережье, готовясь к ночи.

– Откройте небо, – приказал Уф.

Полупрозрачный купол бесшумно раздвинулся. Над головами сидящих в круге распростерлось вечернее небо с молодым месяцем, подсвеченное оранжево-розовым на западе. Солнце зашло. С каждой минутой звезды проблескивали сильней. Полумрак наполнил зал. Фигуры сидящих застыли. Темнота спускалась с темно-синего неба. И лица братьев и сестер тонули в ней.

Наступила ночь.

Храм зашевелилась. Ее слабый стон раздался в зале. Уф осторожно приподнял ее голову. Губы Храм раскрылись в темноте:

– Он… здесь. С нами…

– Да, – тихо ответил Уф и бережно повторил ей сердцем.

Храм пришла в себя. Ей помогли сесть. Отвели с лица длинные волосы. И она узрела спящего мальчика.

– Он скоро проснется, – сказал Уф.

– Я знаю, – прошептали ее губы.

Все снова замерли.

Над открытым потолком зала пролетела ночная птица.

Мальчик пошевелился.

По темным фигурам сидящих в круге пробежала дрожь. Но Храм уже овладела своим сильным сердцем. Сердце повиновалось. Она знала, что делать. И ведала, что делать это надо быстро.

Мальчик поднял голову. Затем неуверенно приподнялся с мраморного пола, сел. Его слегка покачивало. Он повертел головой. Слабо позвал:

– Мам.

Сидящие в круге замерли.

– Ма-а-ам! – позвал мальчик громче.

И снова лег на пол.

Храм сжала руку Уф:

– Возьми его на грудь. Прикрой. Упрись.

У ф понял. Сорвал с себя рубашку. Подошел к мальчику, взял его сзади под мышки, поднял и прижал спиной к своей груди.

– Мам. Мама! – позвал мальчик и захныкал.

– Молот! – громко потребовала Храм, приподнимаясь.

Лаву поставил кофр к ее ногам. Это был стандартный кофр-холодильник Братства, вмещающий семь ледяных молотов. Щелкнув замком, Лаву раскрыл его. Синий свет осветил внутренность кофра и лицо Храм. В кофре лежал, морозно дымясь, один-единственный молот. Молот Шуа. И сразу же вперед выступили трое неизменных молотобойцев Дома на острове: Дас, Ву и Ут. Их опытные руки раздробили сотни ледяных молотов, разбудив десятки сердец. Но Храм качнула головой:

– Нет. Вы убьете его. Я ведаю.

Мальчик хныкал на груди Уф. По кругу прошел ропот: кто ударит? Темные фигуры братьев беспокойно зашевелились: если не могут опытные молотобойцы, то кто сможет? В темноте оживились сестры:

– Храм, я смогу!

– Храм, дай мне молот!

– Храм, мои руки сделают!

Но Храм качала головой:

– Нет.

Все зашумели:

– Кто ударит?

Мальчик хныкал. Уф стоял молча.

Храм наклонилась и взяла молот.

Все стихли.

Держа молот в руках, согнувшись, она двинулась к центру круга. Изможденное, худое тело ее плохо слушалось. Пошатываясь и оступаясь, с трудом перетаскивая костлявые ноги, она добрела до Уф. Увидев ее, освещенную синим светом раскрытого кофра, мальчик замолчал. Встав перед ним, Храм выпрямилась. Хриплое дыхание вырывалось из ее рта. Она сжала рукоять молота. Молот дрожал в ее руках, поблескивая в темноте.