Пора начинать день.
Ольга намазала гренки солоноватым козьим сыром «Шавру», положила на каждую по три кружка нарезанного огурца, прикрыла двумя листьями салата, на салат шлепнула индюшачьей ветчины, на ветчину – кружки помидоров, соединила гренки в толстый тост и, впившись в него зубами, прихватив стакан, подсела к компьютеру. Запив ледяным соком прожеванный кусок тоста, ударила по клавише. Монитор ожил, мужской бас нараспев приветствовал:
– Hi, O-о-lg-а-a!
– Привет-салют, – ответила Ольга по-русски.
Глянула почту: четыре письма. Одно – с работы (напоминали, что после отпуска, 16-го Ольге надо быть с контрактом на поставки мрамора в Филадельфии). Другое – от Лизы, из Чикаго (в шестой раз клялась, что приедет «поесть, попить и попиздеть по-русски»). Третье – от Питера, сослуживца отца (приглашал в этот уик-энд на гриль-парти).
«Все хочет меня с кем-то познакомить, чудак! – усмехнулась Ольга, вспоминая простодушного толстяка Питера, любителя немецкого пива, фри-джаза и пикников. – Нет, Питер, в субботу я уже буду далеко отсюда…»
А четвертое…
– Yep! – Ольга радостно стукнула босой ногой по полу.
Здравствуйте, Ольга.
Вчера почти до утра просидел на сайте. Новости есть. Во-первых, я списался наконец с неуловимым Майклом Лэрдом. И он мне ответил! Он действительно уже два года является координатором Общества. Я переслал ему и Ваше письмо, с историей Вашего похищения, с фотографиями Вас и Ваших покойных родителей. Теперь мы с Вами в банке данных сайта. Скоро у нас появится много друзей. Штаб-квартира Общества находится в Гуанчжоу (Южный Китай). Майкл советовал нам прилететь для более обстоятельного разговора, так как он не очень доверяет электронной почте. И в Гуанчжоу у него есть что показать нам. С визами Общество поможет, у них есть стандартное приглашение, с гостиницей тоже. Приглашаемым нужно только купить билеты. В связи с этим я подумал – а не совместить ли наше путешествие в Израиль с посещением Гуанчжоу? В конце концов, из Израиля до Китая поближе, чем из Гётеборга и Нью-Йорка! Это во-первых. А во-вторых, мы сразу убьем двух зайцев и сэкономим время. И честно говоря, мне надоело все эти месяцы жить домыслами и догадками. Хочется двигаться, хочется что-то делать.
Жду ответа с нетерпением,
Ваш Бьорн Вассберг.
Ольга радостно хлопнула в ладоши и, забыв про сандвич, застучала по клавиатуре:
Бьорн Вассберг, привет!
Ваша идея замечательна и очень нравится мне. Я уверена, что информация, которую мы получим в Тель-Авиве, будет очень важной и многое прояснит в нашей истории. После этого мы могли бы полететь в Китай и встретиться с Лэрдом. Это будет круто! Мне тоже надоело ждать и гадать на кофейной гуще. Пора что-то делать! Тем более что мой отпуск позволяет мне быть пока свободной. Я жду от Вас приглашения и сразу иду в китайское посольство. Насчет Тель-Авива – все в порядке, я забронировала два номера в гостинице «Прима Астор» на наши фамилии. Она на самом берегу моря, я там уже останавливалась. Как только получите визу и купите билет – сообщите мне. Я бы хотела встретиться в аэропорту. Мой пароль для встречи: «Odin v pole voin». Жду Ваш!
До встречи!
Ольга.
Вечером, когда Ольга вернулась из парка с велосипедной прогулки, ее ждал ответ Бьорна. В нем было приглашение в Гуанчжоу и пароль: «Krдftskivan».
– Что-то по-шведски… – усмехнулась Ольга и кинулась к телефонному справочнику, отыскала адрес китайского представительства в Нью-Йорке.
– Завтра, завтра! – Она распечатала приглашение, нашла две свои фотографии, вложила все в свой синий американский паспорт.
Сделала себе большой кофе с молоком, подсела к компьютеру. И набрала адрес: www.icehammervictims.org. На мониторе возникла картинка: голые по пояс девушка и парень зажимают ладонями друг другу раны в центре груди. Сверху надпись: «Официальный сайт Общества жертв ледяного молота». Внизу традиционные окна: «История Общества», «Новости», «Персоналии», «Фотогалерея», «Личные истории», «Публикации», «Версии», «Присоединяйтесь к нам!» Ольга зашла в «Личные истории». Пробежала по хорошо знакомым текстам – она уже давно их все прочитала. В конце нашла три новых:
Стефани Треглоун, 14 лет, Ньюкасл, Австралия
За неделю до рождественских каникул к нам в школу приехали две женщины, помощницы режиссера, которые сказали, что они набирают девочек для массовки римейка известного фильма Питера Уира «Пикник у Висячей скалы». Этот фильм в Австралии знают все – мои родители всегда его смотрели, даже когда я была еще маленькой, у нас дома есть кассета и DVD. Мы были с родителями и у скалы Мэседон, там, где произошли те трагические события 14 февраля 1900 года, когда старший класс женской Эпплъярдской школы отправился в День святого Валентина к той самой скале на пикник и три девочки бесследно исчезли. Все девочки нашего класса очень хотели сняться в этом фильме. Эти помощницы режиссера, Дебора и Элен, сказали, что режиссером римейка будет Дэвид Линч, что сейчас идет кастинг и что Линч выбирает на роли девочек совсем неизвестных школьниц, так что очень может быть, что кто-то из нас может сыграть в фильме полноценную роль, со словами. Из нашего класса отобрали трех девочек, меня в том числе, а из школы – еще семерых. Все мы были голубоглазые и светловолосые. Когда меня выбрали, я очень обрадовалась! Мне очень нравится одна из девушек в фильме Уира – Миранда. Она такая красивая, нежная, как ангел! У нее удивительные голубые глаза, прелестные белокурые волосы. И очень жаль, что она практически не стала голливудской звездой, сыграла потом только в «Безумном Максе», и все. Элен и Дебора сказали, что после Рождества нам нужно будет поехать в Сидней, где встретятся все отобранные, и Линч сам выберет из нас тех, кого надо. Нам оплатили проезд. И с нами поехала миссис Халле, мама Сюзи Халле. Мы приехали в Сидней и к 12.00 пошли в оперный театр на набережной. Это огромное здание, я там была девочкой дважды – на опере «Пер Гюнт» и на балете «Жизель». Нас проводили в один из залов, и весь этот зал, 1500 мест, был заполнен школьницами! И все они были голубоглазые и светловолосые! Я такого никогда не видела! И среди них были многие, похожие на Миранду. Конечно, я сразу поняла, что меня никогда не отберут – ведь в зале столько красивых девочек! Мы ждали Линча. Но вместо него на сцену поднялись трое – такой толстоватый парень, пожилая дама и лысый худой мужчина, очень серьезный. И пожилая дама нам сказала, что Линч очень занят, поэтому выбор сделают они – его помощники. А сама эта дама представилась как автор сценария фильма. И эти трое сели в кресла посередине сцены и попросили, чтобы девочки подходили к ним парами, по очереди. И девочки стали подходить. И эти трое внимательно смотрели каждую пару, а потом просили подойти, и пожилая дама каждой девочке клала руку на грудь, там, где шея начинается. И так продолжалось почти четыре часа. И за это время из полутора тысяч отобрали всего 36. В том числе и меня. Затем они записали мои координаты и сказали, что со мной свяжутся по электронной почте. И я радостная вернулась домой. Я была на седьмом небе! Из всей нашей школы выбрали только меня! Я стала ждать вестей. Но день шел за днем, и никто не писал мне. Надо было ждать. Родители и друзья по школе успокаивали – кино быстро не делается, подожди. И я ждала. Но ужасный случай помешал мне стать актрисой. Когда я возвращалась из школы и переходила Мэйн-стрит, остановилась машина, и женщина, сидящая за рулем, спросила про дорогу на Сеснок. Я сказала – прямо и на светофоре направо. Она засмеялась, показала на уши: не слышу! Я подошла к ней, повторила. Последнее, что запомнила, у женщины в руке был брелок в форме маленького мушкетерского пистолета. Очнулась я уже в больнице. У меня очень болела грудь и шея. Грудь была вся забинтована, там была рана. Потом мне сказали, что меня нашли на шоссе. Меня сбила машина, когда я разговаривала с этой женщиной. А женщина исчезла.
«Мда, Стефани, актрисой ты не стала… – грустно усмехнулась Ольга, – И Дэвид Линч вряд ли теперь снимет этот римейк…»
– Фимочка ха-а-ароший! – выкрикнул попугай.
– Лучше всех, – кивнула Ольга.
И принялась за вторую историю:
Джамиля Сабитова, 38 лет, Темиртау, Казахстан
Я 4 года проработала на нашем городском рынке. У нас с моим мужем, Таймуразом Сабитовым, был свой ларек «Бешбармак». В ларьке мы готовили горячую еду для торговцев на рынке. Мы делали бешбармак, плов, баурсаки и лагман. И все торговцы были всегда довольны, потому что мы с мужем хорошо готовили. И дирекция рынка была довольна. 4 апреля 2005 года я работала в ларьке со своей сестрой Тамарой, так как мой муж уехал в Караганду покупать кухонный гарнитур. Тамара младше меня на 7 лет и всегда помогала мне, когда муж был занят. В тот день мы, как всегда, с утра все сварили и приготовили, а к 13.00 открыли ларек и стали обслуживать. К нам подходили торговцы, брали еду и уходили с ней по своим местам. Нас очень любили на рынке, потому что я и Тамара – очень красивые. Наша мама – русская, а папа – казах. Мама у нас – блондинка, глаза у нее темно-синие, очень красивые. И что самое главное – у нас с Тамарой тоже такие же глаза и такие же светлые волосы. А от папы – нос, губы и черные брови. И все всегда шутили, что мы – мамины дочки. В Казахстане мало людей с голубыми глазами, и блондинок тоже мало. Поэтому с нами всегда заигрывали мужчины, когда покупали еду, говорили разные веселые слова. И в тот день к ларьку подошел один мужчина. Он был не местный, я его прежде никогда не видела. Он был высокий, стройный блондин с голубыми глазами, красивый, хорошо одетый, видно, что богач. Он спросил, вкусный ли наш плов. Мы сказали – попробуйте, все хвалят. Он взял чашку плова, попробовал немного риса. И сказал – очень вкусно, наверно, потому что вы такие красавицы. И стал нам говорить разные слова о нашей красоте. Я спросила, что он купил на рынке. Он сказал, что просто зашел посмотреть на рынок его друга, Тофика Халилова. А это был хозяин рынка, очень богатый человек. И мужчина сказал, что доволен рынком, особенно если на нем работают такие красавицы, как мы. И очень весело шутил с нами. Тамара спросила, чем он занимается, он ответил, что у него бизнес в Алма-Ате, два ресторана, и что он приехал в Караганду по делам и заехал в Темиртау к старому другу Тофику. И спросил – что мы вечером делаем? Мы ответили – моем, убираем посуду, идем домой к мужьям и детям. Тогда он предложил пойти с ним к Тофику на плов. Мы отказались, сказали, что мужья нас вечером не отпустят и у нас много дел. Тогда он предложил пойти с ним в ресторан сейчас. И очень весело шутил с нами. И мы с Тамарой смеялись, потому что он был очень веселый. Он говорил, что надо иногда отдыхать от жен и мужей, чтобы сильнее их любить. И все уговаривал нас поехать с ним. И мы сказали – хорошо, только на час. Он сказал – хорошо, выбирайте ресторан. Тамара говорит – «Жулдыз» Это самый дорогой ресторан в Темиртау. Он говорит – нет проблем. Тогда мы заперли ларек и пошли с ним. И когда вышли с рынка, он подошел к своей машине, очень дорогой, новой совсем и красивой. И открыл заднюю дверь – садитесь, девушки. Мы сели, он сел за руль, поехали, включил он музыку. И тут вдруг поднялась перегородка в машине, и мы как бы за стеклом от него. И что-то кислое в воздухе – и я потеряла сознание. Очнулась я на земле. Подняла голову – ночь кругом, под лицом песок, где-то собака воет. Хотела сесть – и сразу грудь заболела, будто кто-то ударил сильно. Присмотрелась – где-то на пустыре, за городом я. И вижу – Тамара рядом лежит. Я ее тронула, а она не двигается. Мертвая. Так я до утра возле нее и просидела. Плакала и сидела. Сил не было идти. А утром ехали рабочие по шоссе из Сарани, заметили нас, подобрали. Вызвали мужа, отвезли в больницу – у меня вся грудь отбита, синяк сплошной. А у Тамары еще сильнее – разбито все, грудина перебита, ребра сломанные сквозь кожу торчат, я видеть не могла. Месяц в больнице пролежала, пока грудь заживала. Потом в милиции сказали – маньяк.
– Мда… простая история… – произнесла Ольга. – В «Жулдыз» он вас с сестрой так и не сводил… Конечно, маньяк, Джамиля. Маньяк. Который перелетает из Ньй-Йорка в Сидней, из Сиднея в Караганду. А потом… во, в Цюрих! Богато живет этот маньяк…
Томас Урбан, 52 года, Цюрих, Швейцария
Три года назад я попал в автомобильную катастрофу и на время почти совсем потерял ближнюю память. Я забыл, как зовут мою жену, не верил, что у меня есть дочь, не знал, что я архитектор, и т. д. Зато дальняя память, наоборот, обострилась так сильно, что стали всплывать события из раннего детства, отрочества, те, которые я не помнил никогда. Например, я вспомнил со всеми подробностями, как в семье праздновали мое пятилетие, кто был у нас, что ели, что говорили, что мне подарили. Вспоминал и многое другое. За те полгода, что я провел в клинике, я многое вспомнил. Словно мне показали фильм про меня. Среди множества эпизодов из детства и юности всплыл один, очень странный. Я до сих пор не могу дать ему здравого объяснения. Летом 1972 года, когда мне исполнилось 15 лет, старшая сестра, Мириам, купила мне билет на концерт группы «Led Zeppelin», которая давала концерт в Цюрихе на Халленстадионе. Эту группу я тогда знал очень мало, но о ней уже много писали в молодежных журналах, она быстро становилась супергруппой. Сестра купила мне дорогой билет, я оказался прямо перед сценой. Концерт был замечательный, я впервые увидел этих великих музыкантов, увидел совсем близко Роберта Планта, услышал его великолепный голос. Концерт произвел на меня огромное впечатление. До этого я был только на концертах групп «The Who» и «Chicago». Но «Led Zeppelin» оказался на голову выше тех групп. Особенно мне понравился Роберт Плант – высокий, стройный, с золотистой копной волос, с голубыми глазами и с «золотым» голосом. Когда концерт закончился, публика неистовала. Мы выбежали на площадь перед стадионом и скандировали «Led Zepp! Led Zepp!». И тут я увидел двух девушек, очень красивых, кудрявых блондинок, держащих плакат «Фан-клуб Роберта Планта». Вокруг них толпилась молодежь. Я тоже подошел. Рядом с плакатом стоял стол, сидела третья кудрявая блондинка и записывала фанов в клуб Планта. На плакате я прочитал условие: длинные светлые волосы, голубые глаза. Я как раз подходил! Мои волосы в то лето были почти до плеч, я подражал Джорджу Харрисону. Девушки записали мой адрес и телефон, сказали, что позвонят. И я, довольный, отправился домой. Дома я разбил свою копилку, пошел и купил два диска «Led Zeppelin». И слушал их непрерывно. А через несколько дней мне позвонили и сказали, что клуб фанов Роберта Планта проводит свою первую встречу. Я сел на свой велосипед и к 16.00 поехал по указанному адресу, в богатый район Цюрихберг на Хадлаубштрассе. Там стояла большая старая вилла, увитая диким виноградом, на воротах висели плакат «Led Zeppelin» и большой портрет Роберта Планта. Я оставил велосипед у ограды, позвонил в калитку, представился. Меня впустили, я вошел в эту виллу. Это был старый, богато обставленный особняк. И в нем нон-стопом звучала «Whole lotta love»! Это было так странно, в этой старомодной обстановке, среди викторианской мебели – и музыка «Led Zeppelin»! Одна из тех самых кудрявых блондинок встретила меня в прихожей и проводила в просторную гостиную. Там уже сидели человек тридцать молодых людей: светловолосые и голубоглазые девушки и парни. В основном это были мои ровесники, но были и постарше. На столе стояли безалкогольные напитки, лежали сигареты, чипсы. Мы сперва слушали музыку. Потом стали переговариваться, знакомиться. За это время подходили другие блондины и блондинки. Постепенно весь зал заполнился, музыка прекратилась. И к нам вышла женщина ослепительной красоты – высокая, статная, с бронзовой кожей, с золотистыми волосами, с правильным аристократическим лицом и глубоко-синими глазами. Она была во всем синем, в синих перчатках, даже туфли и украшения на ней были синие. Встав посередине зала, она заговорила с нами. Но не на швейцарском диалекте, а чисто, по-немецки. Она сказала, что Роберт Плант – упавший с неба ангел, затерявшийся среди людей, что он поет на языке небесных сфер, что, слушая его голос, мы все станем свободнее и добрее, что мы поймем, что такое небесная любовь, что сегодня мы начинаем наше общение, что музыка «Led Zeppelin» поможет нам стать красивыми внешне и внутренне. Ее грудной, спокойный голос завораживал, мы не отрываясь смотрели на нее. Она же взяла плоскую синюю коробку с изображением золотистого падающего ангела, открыла ее и протянула нам. В коробке лежали маленькие шоколадные фигурки этого же ангела в золотистой фольге. «Причаститесь музыке небесных сфер!» – с улыбкой сказала она. И в ту же секунду мощно и пронзительно запел Роберт Плант: «Baby, I’m gonna leave you». Мы все стали брать шоколадки из коробки, разворачивать золотистую фольгу и есть. Это был хороший швейцарский шоколад. Я съел свою шоколадку. И через несколько минут потерял сознание. Очнулся я ночью лежащим на мостовой. Меня тормошили двое полицейских. Это было в центре, возле бара «Одеон», где пьют студенты. Рядом валялся мой исковерканный велосипед. Голова кружилась, меня тошнило. И жутко болела грудь. Она была вся разбита. И полицейские сказали мне, что, вероятно, меня сбила машина. Вызвали родителей, меня отвезли в клинику. В моей крови нашли алкоголь. Потом я впал в лихорадочное состояние, подскочила температура. На грудь наложили повязку, вкололи мне снотворное. В клинике я провел две недели. В середине грудной кости у меня осталась выбоинка. Она у меня до сих пор. Как я ни рассказывал тогда родителям про клуб фанов Роберта Планта, как ни доказывал, что я был на вилле, они не верили. Они были уверены, что я напился с друзьями в каком-то баре, поехал на велосипеде и пьяный попал под машину. Потом я съездил на Хадлаубштрассе, позвонил в калитку той самой виллы. Мне открыла горничная. Естественно, никакого клуба в этой вилле никогда не было, имя Планта горничная слышала впервые. На вилле жила семья хасидов, о которых я уже позже, много лет спустя, узнал, что они – крупнейшие в Швейцарии торговцы алмазами. Ровесники и друзья тоже ничего не знали про этот клуб. Однажды в трамвае я встретил девушку, бывшую тогда на вилле. Я узнал ее. Но она с улыбкой сказала, что никогда не была там. И все это забылось как странный сон. До тех пор, пока я не попал в аварию и не потерял ближнюю память. И тут я вспомнил, вспомнил все, что было после того, как я съел ту самую проклятую шоколадку! Я тогда сполз с кресла на ковер. Но не заснул, а просто обездвижился. Я не мог пошевелить пальцем. Но был в сознании, слышал все и видел возле своего носа красно-серый узор ковра. И я слышал, что происходит с другими – они или застывали в креслах, или валились на пол. Потом я услышал, как вошли несколько мужчин. Послышалась какая-то молчаливая возня. Потом меня подхватили под руки и поволокли вниз, по ступеням. Я оказался в подвале. Затем меня подняли, приковали к стене. И рядом были прикованы какой-то парень и девушка. Сильные руки сняли с меня рубашку, и я увидел, как открыли продолговатый кофр. В нем лежали три странных молота, наконечники которых, как мне вначале показалось, были стеклянные. Какой-то мускулистый белобрысый мужчина взял такой молот, размахнулся и со всего маху ударил прикованного парня в грудь. И сразу к парню подошла та самая дама в синем, прижалась к груди. Потом отпрянула. И мужчина снова ударил. Она опять приникла. И сказала: «Пустой орех». Парня отстегнули от стены, поволокли прочь. Мужчина взял другой молот и точно так же стал бить в грудь девушку. Дама в синем приникала к ее груди, словно вслушиваясь. Мужчина бил так сильно, что молот стал крошиться, полетели куски. И снова дама сказала: «Пустой орех». Девушку отстегнули, а когда поволокли, я заметил, что изо рта у нее идет кровь, а ноги бьются в конвульсиях. Одновременно приволокли еще двух, стали пристегивать к стене. А ко мне подошел мужчина с молотом, размахнулся и со всей силы ударил меня в середину груди. Удар был такой силы, что от наконечника молота брызнули осколки. От боли у меня все поплыло перед глазами. Но я по-прежнему не мог пошевелиться. Дама в синем прижалась ухом к моей груди, послушала, отпрянула. Он снова ударил. У меня все плыло перед глазами. Опять приблизилась та красавица, синей перчаткой стерла с моей груди осколки от молота, и я понял, что наконечник не стеклянный, а ледяной! Она прижалась ухом к груди. Я стал терять сознание. Последнее, что я услышал: «Пустой орех». Потом все было, как и было – бар «Одеон», полиция, алкоголь в крови, разбитая грудь… Эта история всплыла в моей памяти год назад. Я сразу записал ее, чтобы не забыть. Выйдя из клиники, я, помня ту забитую насмерть девушку, пошел в библиотеку и поднял подшивку цюрихских газет за лето 1972 года. И обнаружил поразительное! Оказывается, тем летом в Цюрихе пропали бесследно четыре девушки и двое юношей. Их фотографии публиковались. Все они были светловолосыми и синеглазыми! В то же лето в Цюрихе попали под машины в состоянии алкогольного и наркотического опьянения 48 молодых людей. И у всех у них была травмирована грудная клетка! Шеф цюрихской полиции в своем интервью в «Нойе Цюрихер цайтунг» заявил, что такого массового попадания молодежи под машины за его двадцатилетнюю практику не было никогда. С трудом я разыскал трех из тех 48-ми, моих ровесников, пострадавших тем летом. У всех у них были русые волосы (двое уже поседели) и голубые глаза! И у всех была сильно разбита грудь. Один даже показал мне шрам в центре грудины. И все они были на том концерте «Led Zeppelin»! И все трое потом, как и я, записались в «Фаны Роберта Планта». Но ни на какой вилле они не были. А к моим рассказам о подвале, где из нас вышибали дух ледяным молотом, отнеслись, мягко говоря, скептически. Мои попытки контакта с владельцами виллы также успехом не увенчались. Мои домашние вообще считают, что все это мне пригрезилось, когда я потерял ближнюю память. Мой врач уверен, что это временные аберрации при потере памяти. Бог им судья… Когда же я принялся шарить по Интернету, интересуясь похищением людей, и наконец наткнулся на ваш сайт, я просто закричал от радости! Я прочитал столько свидетельств! Стольких людей похищали и били ледяным молотом, забивали до смерти! Значит, я не сумасшедший! Значит, все это было! Кто это делал? Зачем? Кто эти мерзавцы? Как бы я хотел узнать это!!
– Я тоже… – произнесла Ольга. – Очень хотела бы.
Она встала, потянулась, глянула в окно. Смеркалось. В Нью-Йорк вползал душный июльский вечер, зажигались огни. А здесь, в Нохо, как и всегда, в любую погоду, было классно. Ольга вытянула из пачки сигарету, подошла к северному окну, выходящему на Ист Виллидж, закурила. Итак, сегодня она прочитала еще три истории. Всего на сайте их было более четырехсот. Многие она помнила, мысленно возвращаясь к ним. Эти рассказы теперь стали для Ольги главной книгой жизни, сваями, уходящими в зыбкий, ненадежный окружающий мир, отнявший у нее родителей. На эти сваи она опиралась. Они не давали ей опустить руки, впасть в депрессию. Имена потерпевших от ледяного молота она знала и произносила, как имена братьев и сестер: Мари Колдефи, Эдвард Феллер, Козима Илиши, Барбара Стачинска, Николай и Наташа Зотовы, Йозас Норманис, Сабина Бауермайстер, Злата Боянова, Ник Соломон, Рут Джонс, Бьорн Вассберг. Все они прошли через пытку льдом. Все корчились, кашляли кровью, теряли сознание от тяжких ударов. Все потом мучительно возвращались к жизни, вскрикивали от боли, вдыхая воздух разбитой грудью. Все тщетно пытались найти сочувствие у окружающих, доказать, что все случившееся – чистая правда. И все натолкнулись на стену непонимания, как на тот самый лед…
Теперь к ним прибавились еще эти трое.
«Они что-то колют всем, чтобы отбить память. – Ольга курила, глядя в окно. – Но не на всех это действует. Или не успевают вколоть? Или… думают, что человек уже мертв? А я была живой. И Бьорн. И Барбара. И Сабина…»
Попугай в своей клетке кашлянул, распушил перья. И тихо произнес по-русски:
– Паровоз.
Ольга загасила окурок, подошла к Фиме. Слову «паровоз» попугая научил покойный отец.
– Нет, Фимочка, не паровоз. А самолет. И судя по всему – довольно скоро… – Ольга просунула в клетку палец, почесала попугаю розовый коготь. – А тебя опять Аманте отдам. Скучать будешь?
– Паровоз! – ответил попугай.
Храм и Горн
Горн очнулся на вторые сутки.
Сердце его выплакало печаль шести лет земной жизни. Маленькое тело изнемогло. Лицо похудело и осунулось. И повзрослело. Теперь он уже не мальчик-олигофрен, несомый бессмысленной земной жизнью, а светоносный Горн. Теперь он готов к подвигу во имя Света. Он начинает свой новый путь. Великий путь. Все это время я неотступно была рядом. Я отстранялась от его сердца, когда оно плакало. Сидела и смотрела. И берегла его. Теперь, когда сердце его очистилось от прошлого, я могу приблизиться.
Горн ждет.
Я кладу пальцы на его веки. Глаза его открываются. И смотрят на меня. Это глаза брата. Самого важного для нас. И я должна ввести его в Братство. Сердце его успокоилось. Оно готово внимать.
И я заговариваю с ним.
Сердце Горн открыто. Оно хочет. Оно потрясает меня своей силой. Новой силой. Силой, которую ждали мы все. Я помогаю ему.
Я поставила сердце свое щитом светоносным между Горн и миром. Старое тело мое стало тенью от щита сияющего. Тень тела моего заслоняет мир: еще не время! Мир Земли лежит за моей сутулой спиной. Круглый, непостоянный, самопожирающий и опасный мир Земли гудит за моей спиной. Спина моя – широкая тень. Чистое сердце Горн не должно видеть мир: еще не время! Оно не готово прикоснуться к миру Земли. К беспощадному миру. Который пожирает себя. Который клубится яростью самоуничтожения. Дрожащие руки мои заслоняют континенты. Костлявые пальцы расходятся в стороны, скрывают города. Мясные машины клубятся под морщинистыми ладонями. Деревни и поселки, дороги и механизмы теснятся за моими дряблыми бедрами, сохранившими шрамы от пыток. Плечи мои скрывают тяжкий порядок армий земных. Голова заслоняет страны Севера, где мы нашли столько наших. Яростный мир мясных машин накрываю я тенью тела своего, обратив сияющее сердце к желанному брату.
Я обороняю Горн.
Я оберегаю Горн.
Я храню Горн.
Я кормлю Горн.
Сердце Горн раскрывается стремительно. Оно течет сиянием желания. Оно требует. Рост его быстр. Никто из Братства не быстр сердцем так, как Горн. Никто не прорастает Светом так стремительно. Мы радуемся. Мы сияем и ликуем. Сердца наши, обстоящие новообретенного, сияют радостью Света. И ликование Света наполняет Братство восторгом: мы поверили! Горн заставил нас уверовать в Исполнение. То, о чем грезили сердца, о чем говорили в Больших и Малых Кругах, о чем стонали во сне, о чем шептали умирая, – приблизилось! И Горн приблизил это.
Мы бережем его сердце и тело.
Каждое утро руки мои будят тело Горн. А сердце мое будит его молодое и сильное сердце. Сестры берут Горн на руки и несут в комнату Омовений. Чистейшей водой, настоянной на цветах и травах, омывают сестры тело его. Шелковистыми тканями отирают. Умащивают маслами. Одевают в одежду. Из растений, росших в горах, соткана она. Сестры поят Горн чаем из таежных трав, дающих покой и силу. Протягивают плоды тропических деревьев.
Горн поглощает плоды.
Тело его растет.
Но сердце растет гораздо быстрее.
Сердце крепнет. Оно питается Светом. Учится первым словам сердечного языка. Сосет слова из наших сердец. В сердце Горн нарастает неизмеримая сила Света. И даже мое сильное и опытное сердце с трудом сдерживает этот натиск. Горн желает объять все сразу. Но не может вместить. Он яростно жаждет. Мне суждено утолять жажду сердца его. И я делаю это с великой осторожностью, чтобы не навредить ему. И Братству. Ибо понимаю, кто для нас Горн. Это понимают братья и сестры на всех континентах. Там сияют сердца. Там соединяются руки. И составляются Круги. Малые, Средние, Большие. Они вспыхивают во мраке жизни земной, посылая нам Свет сердечный. Мы принимаем его. Он укрепляет наши сердца. Мы делимся Светом с Горн.
Я охраняю Горн.
Я сохраняю Горн.
Я наполняю Горн.
Я держу Горн.
И Свет в сердце его нарастает и расширяется.
Сердце Горн постепенно заполняется Светом. Но познание мира Земли я отодвигаю от Горн: еще рано! Не время! Только окрепнув сердцем, должен он прикоснуться к миру. Который мы создали. И в котором мы заблудились. Только полное сердце сможет увидеть мир. И понять суть его.
Я готовлю сердце Горн к главному.
Бьорн и Ольга
Очень высокий блондин в лимонно-желтой майке и белых шортах размашисто шел через толпу, громко везя за собой красный чемодан.
«А вот и он. Ну и дылда!» – Ольга быстро допила свой грейпфрутовый сок и положила на стойку бара шесть шекелей.
Блондин подошел. Сдержанно улыбнулся. На фотографии из электронной почты его подбородок казался Ольге более тяжелым, а шея менее спортивной. На курносом носу блондина вперемешку с веснушками выступили капельки пота.
– Odin v pole voin, – старательно проговорил он пароль глубоким грудным голосом.
– Krдftskivan, – произнесла отзыв Ольга, слезая с высокого металлического стула.
Ее невысокие каблуки коснулись пола.
«На две с половиной головы выше меня…» – отметила она, протягивая свою маленькую руку. – Hi, Bjorn.
– Hi, Olga! – Он улыбнулся шире.
Ольга с силой сжала его огромную влажную ладонь своей маленькой рукой.
– I didn’t expect you be so tall[7]. – Она прочитала надпись на его желтой груди «Krдftskivan», изгибающуюся вокруг красного рака.
– 201, – честно ответил он. – And where’s your red hair?[8]
– Sometimes you need to change something about yourself[9]. – Ольга надела черные очки, вскинула лямку тяжелой сумки на плечо. – Well, let’s go?
Швед говорил на своем типичном скандинавском английском, Ольга – на своем приобретенном американском.
Не замечая ее увесистой сумки, он закрутил головой:
– А где же…
– Идите за мной. – Ольга решительно двинулась к выходу. – Что такое «Krдftskivan»?
– Праздник раков. – Бьорн в два своих шага догнал ее, треща чемоданом.
– Это когда их едят?
Бьорн с улыбкой кивнул и добавил:
– А ваш пароль я уже перевел с русского. Вернее – мне помогли перевести.
– Прекрасно! – тряхнула головой Ольга. – Теперь вам известен мой жизненный принцип.
Вышли на сухой и горячий июльский воздух. Сели в такси. Ольга не очень быстро произнесла на иврите адрес в районе Петах-Тиква.
