Помоги проекту - поделись книгой:
— Да. Стихотворение называется «Страна сновидений». Хочешь, я его прочитаю? Здесь целая строфа.
— Читай.
— Ладно. Я не очень хорошо читаю, но для этого случая — сойдет:
Я оцепенело молчал.
— Джек?
— Прочитай еще раз, только помедленнее.
Я переписал всю строфу в свой блокнот. Можно попросить Лори распечатать, а потом зайти к ней и взять копию, но я не желал никуда идти. Мне хотелось хотя бы ненадолго остаться в полном одиночестве. Вместе с этим. Это необходимо.
— Джек, что такое? — спросила Лори, закончив чтение во второй раз. — Кажется, тебя это беспокоит?
— Еще не знаю. Предстоит выяснить. И я повесил трубку.
Тотчас бросило в жар и показалось, что я в замкнутом пространстве. Совершенно точно находясь в том же помещении отдела новостей, я вдруг почувствовал, как его стены сомкнулись и сжали меня со всех сторон. Сердце бешено заколотилось. В сознании вспыхнул образ брата, лежащего в собственном автомобиле.
Когда я вошел в офис, Гленн разговаривал по телефону. Я сел напротив. Указав на дверь, он закивал, показывая, чтобы я подождал в коридоре, пока разговор не закончится. Я не двигался с места. Он снова указал на дверь, но я отрицательно замотал головой.
— Послушай, у меня тут что-то происходит, — сказал Гленн в трубку. — Могу я перезвонить позже? Отлично. Да!
Он положил трубку на аппарат.
— Что еще за...
— Мне нужно в Чикаго, — сказал я. — Сегодня же. Затем, вероятно, в Вашингтон, далее — скорее всего в Квонтико, штат Виргиния. В ФБР.
Гленн идею не одобрил.
— "Где ни мрак, ни свет и где времени нет"? Я должен сказать тебе, Джек, должно быть, это примерно та же мысль, что проносится через сознание многих и многих людей, рассматривающих возможность самоубийства. И факт, что такая же строка находится в стихах какого-то парня с явной патологией (заметим, жившего сто пятьдесят лет назад), другие строки которого также процитировал еще один из покончивших с собой полицейских, еще не дает нам доказательства какого-либо умысла.
— А как же РЭШЕР и Родерик Эшер? Думаешь, простое совпадение? У нас совпадение трех обстоятельств, и ты еще говоришь о неверно проведенном поиске!
— Я не сказал ничего о неверно проведенном поиске! — Тут он повысил голос, чтобы показать свое возмущение. — Конечно, ты все нашел. Садись на телефон и продолжай работу. Но я не отправлю тебя в круиз по стране, основываясь лишь на тех данных, что ты имеешь сейчас.
Он повернулся вместе с креслом, проверяя на своем компьютере входящую почту. Там не было ничего. Гленн снова посмотрел на меня.
— Где здесь мотив?
— Что?
— Кто мог хотеть смерти твоего брата и того парня из Чикаго? Я уже не спрашиваю, как это упустили копы.
— Не знаю.
— Хорошо. Ты провел с ними день, и ты знакомился с делом. А ты нашел слабое место в версии о самоубийстве? Каким образом можно сделать такое и запросто уйти? Как опровергнуть то, что уже признано самоубийством? Я понял, что ты уверен. А в чем уверены копы?
— Пока у меня нет ответов. Вот почему я хочу отправиться в Чикаго и затем в бюро.
— Видишь ли, Джек, у тебя здесь хорошо оплачиваемая работа. Я не могу подсчитать, сколько раз ко мне приходили репортеры, говоря, что они тоже хотят ее делать. Ты...
— Кто они?
— Что?
— Кто хочет занять мое место?
— Брось. Сейчас я не об этом. Суть дела в другом — ты на своем месте и можешь рассчитывать на поездки в любую часть штата, куда бы ни захотел. Для поездки по стране мне потребуется санкция Нефа и Нейборза. Еще у меня есть целый отдел других репортеров, и они могут возжелать ездить туда и сюда всякий раз, когда я поручу им статью. Я бы даже хотел дать им такую возможность. Для них это определенная мотивация. Однако у нас имеются финансовые проблемы, и я не в состоянии оплатить любую предложенную мне командировку.
Я ненавидел подобные проповеди и даже хотел, чтобы Неф и Нейборз, исполнительный редактор и редактор газеты, хотя бы узнали, кого и куда Гленн посылает и приносят ли эти люди хорошие статьи. Моя статья обещала стать достойной внимания. Гленн вел себя как засранец, причем он сам отлично это знал.
— Ладно, тогда я возьму отпуск и поеду за свой счет.
— Ты уже использовал весь отпуск после похорон. Кроме того, не думай, что сможешь ездить по стране, говоря, что ты репортер из «Роки-Маунтин ньюс», если не действуешь по заданию редакции.
— А как насчет отпуска за свой счет? Вчера ты еще говорил, что, если понадобится дополнительное время на отдых, ты что-либо придумаешь.
— Подразумевалось время на восстановление душевного равновесия, а не для безумного рейда через страну. В любом случае тебе известны правила относительно отпуска за свой счет. Я не могу долго сохранять место за тобой. Уйдешь и, возможно, вернешься на другую должность.
Мне хотелось порвать с ним прямо сейчас, но я не был достаточно храбрым для этого. Кроме того, я сам нуждался в газете. Необходимо иметь определенный статус, как пароль доступа к полицейским, к исследователям, ко всем, кто может что-то знать. Без удостоверения с надписью «Пресса» я оказался бы лишь братом самоубийцы, которого запросто выставят отовсюду.
— Мне необходимы более существенные данные, чтобы это санкционировать, — проговорил Гленн. — Мы не посылаем дорогостоящих экспедиций на рыбалку. Нам нужны факты. Узнаешь больше, возможно, я смогу что-нибудь придумать для поездки в Чикаго. Однако этот фонд и ФБР... с ними определенно можно общаться по телефону. Если нет, тогда я пошлю к ним кого-нибудь из Вашингтонского бюро новостей.
— Все же это мой брат и это, черт побери, моя статья. Я не отдам ее никому.
Он успокаивающе поднял вверх обе руки. Понимал, что такое предложение переходит за всякие рамки.
— Значит, так: ты работаешь на телефоне и возвращаешься ко мне, найдя что-то более весомое.
— Ты сам понимаешь, о чем говоришь? Хочешь, чтобы я вернулся с доказательствами? А мне нужно попасть туда, чтобы найти доказательства.
Вернувшись к себе, я открыл новый файл в текстовом редакторе и принялся излагать все, что знал о смерти Терезы Лофтон и гибели моего брата. Я старался не упустить ни одной, самой малой, подробности из упомянутых в полицейских досье. Звонил телефон, но я не снимал трубку, непрерывно продолжая печатать.
Я знал точно: начать следует с наиболее основательных фактов. Затем я использую эти факты, чтобы опровергнуть вывод о самоубийстве брата. В итоге — получу согласие Гленна. А если заставлю полицию вновь открыть дело о гибели Шона, то смогу отправиться в Чикаго.
Конечно, он темнил, говоря, что тему визита в округ Колумбия мы еще обсудим. Теперь я знал точно: если попаду в Чикаго, то попаду и в Вашингтон.
По мере работы над текстом во мне нарастало странное чувство. Казалось, что образ брата становится все ближе. Теперь его стерильное фото, лишенное всех нюансов живого человека, занимало мысли и чувства все больше и больше.
Потому что я уже начал верить. Верить в невозможное. Я позволил ему уйти, а теперь ослаб в коленях, подспудно ощущая свою вину. В том автомобиле лежал не только мой брат, мой близнец. Там остался и я.
Глава 9
Остановившись на шестой странице записей, полученных в результате целого часа работы, в итоге я свел их в шесть строк вопросов, ответы на которые следовало найти в первую очередь. Я обнаружил, что факты, если рассматривать их, предполагая, что Шон стал жертвой убийства, а вовсе не сам лишил себя жизни, дают совершенно неожиданные выводы, возможно, упущенные полицией.
Конечно, главной ошибкой было их изначальное убеждение в том, что это самоубийство. Они знали Шона и знали о том, что его угнетало нераскрытое дело Лофтон. Ведь каждый коп подозревает подобные чувства у своих товарищей. Они видели достаточно всякого и удивлялись только одному: тому, что еще живы.
Однако, двигаясь от одного факта к другому и не веря в самоубийство, я открывал то, что осталось скрытым.
Изучая составленный мной список, я видел на страницах блокнота следующее:
Пена: его руки?
После события: как долго?
Векслер/Скалари: автомобиль?
Обогреватель?
Блокировка замка?
Райли: перчатки?
Тут я сообразил, что могу запросто созвониться с Райли. Набрав ее номер, я ждал гудков шесть, пока она сняла трубку.
— Райли? Это Джек. Как ты? Я выбрал неудачное время?
— А есть удачное?
Мне показалось, она выпила.
— Хочешь, я выберусь к тебе? Правда, я могу приехать.
— Нет, не надо, Джек. Я в порядке. Ты же знаешь, просто такой грустный день. Понимаешь, я еще думаю о нем...
— Да. И я тоже о нем думаю.
— Как же так, тебя не было рядом так долго до того, как он ушел. Извини, я не могу просто оставить все это...
Я помолчал.
— Не знаю, Райлз. Мы словно боролись с ним, за что, не знаю. Я что-то сказал такое, что не следовало. Кажется, и он тоже... Возможно, был период взаимного охлаждения... Он сделал то, что сделал, раньше, чем я сумел с ним сблизиться.
Тут я понял, что давно не называл ее Райлз. Подумал, что она не заметила.
— О чем вы спорили? Не о девушке ли, которую разрезали надвое?
— Почему ты спрашиваешь? Он тебе что-то рассказывал?
— Нет. Просто догадалась. То дело вертело им как хотело. Почему бы этому не случиться с тобой? Вот все, что я подумала.
— Райли, да у тебя... Видишь ли, лучше на этом не зацикливаться. Старайся думать о хорошем.
Почти закончив разговор, я решил рассказать обо всем, чего добиваюсь. Хотелось по мере сил облегчить ее страдания. Но кажется, время для этого еще не пришло.
— Это так трудно.
— Знаю, Райли. Извини. Я не знал, что еще тебе сказать. Какое-то время нас разделяло долгое напряженное молчание.
Больше я вообще не слышал ни звука. Ни музыки. Ни телевизора. Вдруг я задумался: что же она делает, находясь в доме одна?
— Сегодня мне звонила мама. Это ты ей сказала?
— Да. Я подумала, что ей следует знать.
Я не ответил.
— Чего ты добиваешься, Джек? — наконец спросила она.
— Понимаешь, есть вопросы. Что-то вроде небольшого белого пятна, но оно существует. Скажи, полиция вернула или показала тебе перчатки Шона?
— Его перчатки?
— Те, что он надел в тот день.
— Нет. Я их не получала. И никто о них не спрашивал.
— Ладно. А что это были за перчатки?
— Кожаные. Почему ты...
— Просто такая игра. Расскажу потом, если найду, о чем рассказывать. А какого цвета они были? Черные?
— Да, черная кожа. Кажется, отделаны мехом.
Описание соответствовало перчаткам, что я видел на фотографиях с места преступления. На самом деле это не подтверждало ни одну версию, ни другую. Просто еще один пункт для проверки, еще одна утка в ряду остальных, составляющих мишень.
Поделиться книгой: