Елена Ильина
Четвертая высота
Эту книгу я посвящаю
светлой памяти
Самуила Яковлевича Маршака,
моего брата, моего друга,
моего учителя
К МОИМ ЧИТАТЕЛЯМ
ОГОНЁК
– Не уходи, – сказала Гуля. – Мне темно. Мама наклонилась над сеткой кровати:
– Темнота, Гуленька, совсем не страшна.
– Да ведь ничего же не видно!
– Это только сначала ничего не видно. А потом ты увидишь такие хорошие сны!
Мама укрыла дочку потеплее. Но Гуля снова подняла голову. Девочка смотрела на окно, которое едва светилось от уличных фонарей сквозь синюю штору.
– А тот огонёк горит?
– Горит. Спи.
– Покажи мне его.
Мама взяла Гулю на руки, поднесла к окну.
Напротив, над стенами Кремля, реял флаг. Он был освещён снизу и трепетал, как пламя. Этот флаг маленькая Гуля и называла «огоньком».
– Видишь, горит огонёк, – сказала мама. – Он и всегда будет гореть, Гулюшка. Никогда не погаснет.
Гуля положила голову на плечо матери и молча смотрела на пламя, трепещущее в тёмном небе. Мама унесла Гулю в кроватку.
– А теперь спи.
И она вышла из комнаты, оставив девочку одну в темноте.
ТРЁХЛЕТНЯЯ АРТИСТКА
Гулей прозвали её, когда ей не было ещё и года. Лёжа в кроватке, она улыбалась всем, и целый день в комнате только и слышалось:
– Гу-гу…
От этого гортанного голубиного воркованья и пошло имя: Гуленька, Гулюшка. И никто уже не вспоминал, что настоящее имя Гули – Марионелла.
Одним из первых слов, которые сказала Гуля, было слово «сама». Когда её в первый раз спустили на пол, она вырвала руку, закричала:
– Сама! – покачнулась и пошла.
Она сделала шаг, другой и шлёпнулась вниз лицом. Мама взяла её на руки, но Гуля сползла на пол и, упрямо передёрнув плечами, снова затопала. Её несло всё дальше и дальше, из одной комнаты в другую, и мать едва поспевала за ней.
Гуля росла. Всё увереннее топали её ножки по комнатам, коридору и кухне, всё шумней становилось в квартире, всё больше разбивалось чашек и тарелок.
– Ну, Зоя Михайловна, – говорила Гулиной матери няня, приводя Гулю домой с прогулки, – много вынянчила я ребят, а такого ребёнка сроду не видала. Огонь, а не ребёнок. Сладу никакого нет. Как сядет на санки, так и не снимешь с них. Десять раз с горки скатится, и всё ей мало. «Ещё, кричит, ещё!» А ведь санки-то у нас не свои. Сколько слёз, сколько крику, спору! Не приведи бог такого ребёнка нянчить!
Гулю отдали в детский сад.
В детском саду Гуля присмирела. Дома, бывало, она ни минуты не посидит спокойно, а здесь она целыми часами сидела тихо, молча и лепила что-нибудь из пластилина, для которого придумала более короткое название – лепин.
Ей нравилось также строить на полу из кубиков разные дома и башни. И плохо приходилось тем ребятам, которые осмеливались разрушить её сооружение. Вся красная от обиды, она вскакивала и награждала своего сверстника такими тумаками, что он поднимал рёв на весь детский сад.
Но всё же ребята любили Гулю и скучали, если она не приходила в детский сад.
– Она хоть и драчливая, а зато с ней играть здорово, – говорили мальчики. – Она придумывать умеет.
Гулина мать работала в то время на кинофабрике. И режиссёры, бывая у Королёвых, говорили, глядя на Гулю:
– Вот бы нам Гульку в кино!
Им нравилась резкая весёлость Гули, лукавый свет её серых глаз, её необыкновенная живость. И однажды мама сказала Гуле:
– Ты сегодня в детский сад не пойдёшь. Мы с тобой поедем смотреть рыбок и птиц.
В этот день всё было не так, как всегда. К подъезду подкатил автомобиль. Гуля уселась рядом с мамой. Приехали они на какую-то площадь, где толпилось столько народу, что нельзя было ни проехать, ни пройти. Отовсюду слышался разноголосый петушиный крик, хлопотливое кудахтанье кур. Где-то важно гоготали гуси и, стараясь всех перекричать, что-то быстро лопотали индюки.
Пробиваясь сквозь толпу, мать взяла Гулю за руку.
На земле и на лотках стояли клетки с птицей и садки с живой рыбой. В воде медленно плавали большие сонные рыбы и проворно сновали вверх и вниз маленькие золотые рыбки с прозрачными, развевающимися, будто кружевными, хвостами.
– Ой, мама, что это? – вскрикнула Гуля. – Водяные птички!
Но в это время какой-то незнакомый широкоплечий человек в кожаной куртке подошёл к Гуле и, кивнув её маме, взял Гулю на руки.
– Я тебе сейчас что-то покажу, – сказал он ей и куда-то её понёс.
Гуля оглянулась на маму. Она думала, что мама отнимет её у «кожаного дяди», но мама только помахала ей рукой:
– Ничего, Гуленька, не бойся.
Гуля и не думала бояться. Только ей не нравилось сидеть на руках у чужого, незнакомого человека.
– Я сама пойду, – сказала Гуля, – пустите меня.
– Сейчас, сейчас, – ответил он, поднёс её к стеклянному ящику и спустил на землю.
Там, в зелёной густой траве, копошились какие-то длинные, толстые верёвки. Это были ужи. Гуля недолго думая вцепилась в одного из них и потащила.
– Ну и храбрая же ты девочка! – услышала Гуля над собой голос «кожаного дяди».
Трёхлетняя Гуля и не подозревала, что этот дядя был кинооператор и что её только что сняли для новой кинокартины.
В те годы на Трубной площади каждое воскресенье торговали всякой живностью. Любители птиц, рыб, диковинных зверушек всегда могли выбрать здесь по своему вкусу и певучую канарейку, и щегла, и дрозда, и породистого охотничьего щенка, и черепаху, и даже заморского попугая.
Кинооператору привезли Гулю на Трубную площадь, потому что в этот день они снимали картину «Каштанка» по рассказу Чехова. В картине этой собака Каштанка попадает на Трубный торг и теряет своего хозяина в толпе взрослых и детей.
Спустя несколько дней Гуле Королёвой прислали из кинофабрики её первый заработок – два рубля.
Один рубль был истрачен в тот же день. Дома случайно не было денег, и Гулин рубль как раз пригодился на лекарство для самой же Гули.
Другой рубль – большой, новенький, жёлтого цвета – хранится до сих пор у Гулиной матери. Он спрятан в коробочке рядом с льняной шелковистой прядкой Гулиных младенческих волос.
СЛОН И ГУЛЯ
Гулю взяли в зоопарк.
Она шла вместе с мамой по усыпанной песком дорожке мимо длинного ряда клеток с какими-то толсто-рогими козлами, баранами и бородатыми быками. Возле высокой железной ограды они остановились. Гуля увидела за решёткой что-то огромное, клыкастое, с длинным, до земли, носом.
– У, какой! – вскрикнула Гуля, прижимаясь к матери. – Мама, почему он такой большой?
– Такой вырос.
– А я его боюсь?
– Нет, не боишься.
– А кто он такой?
– Слон. Он добрый, и бояться его не надо. У себя дома он даже нянчит маленьких детей.
– Возьми его ко мне в няньки! – сказала Гуля.
– Его отсюда не отпустят, – ответила мама смеясь. – Да и места для него у нас маловато.
Целый год после этого Гуля вспоминала большого, доброго слона.
И когда наконец её опять привели в зоопарк, она прежде всего потащила маму к слону.
Держа в руках большой красно-синий мяч, она подошла к самой решётке.
– С добрым утром, слон! – вежливо поздоровалась Гуля. – Я вас помню. А вы меня?
Слон ничего не ответил, но наклонил свою большую умную голову.
– Помнит, – сказала Гуля.
Мама вытащила из сумочки гривенник.
– Смотри, Гуля, – сказала она, – я брошу ему монетку.
Слон пошарил по земле хоботом, поднял монетку, словно кончиками пальцев, и сунул сторожу в карман. А потом схватил сторожа за воротник и потянул за собой. Сторож не мог устоять на ногах и побежал вприпрыжку, как мальчик. Гуля громко смеялась. Смеялись и другие ребята, столпившиеся у решётки.
– Мама, куда слон его тащит? – спросила Гуля.
– Это он требует от сторожа чего-нибудь вкусного. Ступай, говорит, принеси. Даром я тебе свою монету отдал, что ли?
Сторож послушно ушёл в соседнее помещение, где была кладовая слона, а слон зашагал не спеша, мягко, неслышно, будто он был в валенках.
– Мама, слон булку любит? Можно ему бросить?
Гуля бросила слону булку. Слон задрал кверху хобот, нижняя челюсть у него отвисла, и булка угодила прямо в пасть.
И тут Гуля увидела, что мяч выскользнул у неё из рук и покатился под решётку к слону.
– Мячик! – закричала Гуля. – Слон, отдай, пожалуйста, мяч!
Слон хлопнул ушами и, зажав мяч хоботом, словно в кулаке, посмотрел на Гулю искоса умным маленьким глазком.
– Ну вот, – сказала Гулина мама, – так я и знала. Говорила я тебе – оставь мячик дома!
Но в эту минуту слон выпустил мяч, и он покатился по земле, стукнулся о решётку и откатился назад, к самым его ногам.
– Погоди, Гуля, – сказала мама, – сторож сейчас вернётся и достанет твой мячик.
Но Гули рядом с ней уже не было. Мать быстро огляделась по сторонам.
– Где же это она?
– Ребёнок, ребёнок в слоновнике! – закричали вокруг.
Мать взглянула на решётку. Там, по ту сторону решётки, у самых ног слона стояла её Гуля, казавшаяся от такого соседства ещё меньше.
Слон пошевелился, и все охнули. Ещё секунда, и широкая, тяжёлая слоновья ступня опустится на цветной комочек и раздавит его.
– Сторож, сторож! – закричали люди.
Но слон осторожно переступил с ноги на ногу и попятился назад.
Гуля отвела рукой хобот и спокойно подняла с земли мячик.
– Чего вы все кричите? – сказала она, протискиваясь сквозь прутья решётки. – Мама говорит, что слоны даже нянчат маленьких детей!