— Мистер Шастер, мистер Лекстер, мистер Оуфли.
В комнату стремительно вошли трое мужчин. Во главе был Шастер — подвижный и миниатюрный, он суетился, точно воробей, выглядывающий сквозь осенние листья.
— Доброе утро, господин адвокат. Тепло сегодня, верно?
Он суетливо прошелся по комнате, протягивая руку для пожатия. Нижняя губа его отвисла, открывая рот, полный зубов; между зубами виднелись щели. Мейсон, возвышаясь над низеньким человечком, точно башня, подал ему руку и спросил:
— Давайте уточним. Который мистер Лекстер, а который мистер Оуфли?
— Да-да, конечно, конечно. Вот Сэм Лекстер — он душеприказчик… э-э, внук Питера Лекстера.
Высокий смуглый человек, черноглазый, с тщательно завитыми волосами, улыбнулся с той степенью любезности, которая говорила скорее об уравновешенности, чем об искренности. В руке он держал большую шляпу кремового цвета.
— А вот Фрэнк Оуфли. Фрэнк Оуфли — второй внук.
Оуфли был желтоволосым и толстогубым. Казалось, его лицо не способно изменять выражение. Его водянисто-голубые глаза напоминали сырых устриц. Шляпы у него не было. Он ничего не сказал.
— Моя секретарша, мисс Стрит, — представил Деллу Перри Мейсон. — Если не возражаете, она будет присутствовать и запишет то, что я найду нужным.
Шастер хохотнул, брызнув слюной:
— А если будут возражения, я полагаю, она все равно останется? Ха-ха-ха. Знаю вас, Мейсон. Помните, вы имеете дело с человеком, который вас знает. Вы — забияка. С вами приходится считаться. Для моих клиентов это дело принципиальное. Не могут они уступить слуге. Но придется повоевать. Я их предупреждал, что вы забияка. Они не могут сказать, что я не предупреждал!
— Садитесь, — сказал Мейсон.
Шастер кивнул своим клиентам, указывая на стулья. Сам он опустился в большое потертое кожаное кресло и почти утонул в нем. Он скрестил ноги, ослабил галстук, поправил манжеты и повторил:
— Для нас это дело принципа. Мы будем бороться до последнего. Дело ведь серьезное.
— Что — серьезное дело? — спросил Мейсон.
— Ваше заявление, будто это условие завещания.
— А что же — дело принципа? — поинтересовался Мейсон.
— Кот, конечно, — удивился Шастер. — Не нужен он нам. Более того — нам совершенно не нужно, чтобы какой-то привратник нами распоряжался. Не в свои дела он суется. Вы же понимаете, что, если прислуга не выполняет своих прямых обязанностей, недолго ее и уволить.
— А не приходило ли вам в голову, — Мейсон перевел взгляд с Шастера на внуков, — что вы делаете из мухи слона? Почему вы не позволяете бедняге Эштону держать кота? Кот не вечен, да и Эштон тоже. Ни к чему тратить кучу денег на адвокатов ради такого пустяка.
— Не спешите, Мейсон, не спешите, — перебил Шастер, скользя по гладкой коже сиденья, пока не оказался на краешке кресла. — Драка будет серьезная, драка будет тяжкая. Я своих клиентов предупредил. Вы человек предусмотрительный. Вы человек хитрый. Я бы даже сказал — изворотливый. Надеюсь, вы ничего не имеете против такого выражения, многие из нас приняли бы его как комплимент, я сам принял бы. Мои клиенты много раз говорили: «Ну и изворотлив этот Шастер!» Разве я обижаюсь? Нет. Я принимаю это как комплимент.
Делла Стрит удивленно посмотрела на Мейсона — его лицо внезапно стало твердым как гранит. Шастер поспешно продолжил:
— Я предупреждал клиентов, что Уинифред попытается оспорить завещание. Я знал, что она воспользуется любыми средствами, но не могла же она объявить деда сумасшедшим, и вопрос о незаконном вмешательстве стоять не мог. Должна же она была сделать хоть что-то, что в ее силах, вот она и подсунула Эштона с его котом.
— Слушайте, мистер Шастер, — в голосе Мейсона звучал гнев, — прекратите нести вздор! Все, что я хочу — это чтобы привратнику оставили его кота. Ни к чему вашим клиентам тратить деньги на тяжбы. Если мы начнем процесс, он может обойтись дороже, чем испачканные котом комплекты постельного белья за десять лет.
Шастер энергично тряхнул головой:
— Вот о том-то я им и говорил, господин адвокат. Худой мир лучше доброй ссоры. Хотите мириться — пожалуйста.
— На каких условиях? — спросил Мейсон.
Шастер ответил с быстротой, выдающей предварительную подготовку:
— Уинифред подписывает согласие не оспаривать завещание. Эштон подписывает бумагу о том, что признает подлинность завещания, что оно было составлено человеком в здравом уме и твердой памяти. Тогда пусть Эштон держит кошку.
— Насчет Уинифред мне ничего не известно, — с раздражением сказал Мейсон. — Я ее не встречал и не говорил с ней. Я не могу просить ее подписать что бы то ни было.
Шастер с торжеством посмотрел на своих клиентов:
— Говорил я вам, что он умник! Говорил, что будет драка!
— Уинифред тут ни при чем, — сказал Мейсон. — Давайте спустимся на землю. Я заинтересован только в этом чертовом коте.
Минутное молчание было прервано хихиканьем Шастера. Сэм Лекстер, наблюдая за растущей яростью Мейсона, вступил в разговор:
— Вы, конечно, не станете отрицать, что угрожали мне лишением наследства. Я понимаю, это исходит не от Эштона. Мы ждем, что Уинифред опротестует завещание.
— Я только хочу, — сказал Мейсон, — чтобы кота оставили в покое!
— И вы заставите Уинифред подписать отказ от наследства? — спросил Шастер.
— Черт побери, не будьте дураком! — Мейсон посмотрел в лицо Шастеру. — Я не представляю интересы Уинифред. Я не знаю ее.
Шастер ликующе потер руки:
— Других условий у нас не может быть. Для нас это дело принципа. Лично я не думаю, что такое условие есть в завещании, но его можно рассмотреть и как спорное.
Мейсон вскочил, точно разъяренный бык против тявкающего терьера.
— Слушайте, вы, — сказал он Шастеру, — я не люблю бесплатно выходить из себя, но вы зашли достаточно далеко.
— Умно! — хихикнул Шастер. — Умно! Ну и хитрец!
Мейсон шагнул к нему:
— Черт вас возьми, вы отлично знаете, что я вовсе не представляю интересы Уинифред. Знаете, что мое письмо значило в точности то, что в нем написано. Но вы не могли раскошелить своих клиентов на дело о кошке, потому и придумали дело об оспаривании завещания. Еще и клиентов своих притащили! Раз я не знаком с Уинифред и не представляю ее интересов, как я могу заставить ее что-то подписать? Вы так запугали своих клиентов, что они теперь не успокоятся, пока не получат подпись Уинифред. А вам это сулит хороший, жирный гонорар.
— Клевета! — взвизгнул Шастер, выдираясь из кресла.
— Слушайте, — обратился Мейсон к внукам. — Я вам не опекун. Я не намерен выворачиваться наизнанку, спасая ваши деньги. Если вы согласны приютить этого кота, так и скажите. А не хотите — я заставлю Шастера заработать денежки, втянув вас в самую распроклятую тяжбу. Я не желаю, чтобы вас пугали мной и чтобы Шастер зарабатывал гонорар, рассиживая здесь и потирая руки.
— Осторожней! Осторожней! — Шастер буквально заплясал от негодования. — Это нарушение профессиональной этики! Я вас привлеку за клевету.
— Привлекайте, — сказал Мейсон. — Катитесь отсюда вместе со своими клиентами. Или вы к двум часам известите меня о том, что кошка остается в доме, или будете иметь судебное преследование — все трое. И запомните одно: если уж я вступаю в драку, я бью тогда, когда никто этого не ждет. И не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я жду до двух часов. Убирайтесь.
— Вы меня не одурачите, Перри Мейсон, — выступил вперед Шастер. — Вы этим котом прикрываетесь. Уинифред хочет опротестовать…
Перри Мейсон быстро шагнул к нему. Маленький адвокат отступил и танцующей походкой направился к двери, открыл ее и вышел.
— Мы еще поборемся, — пообещал он через плечо. — Я драться умею не хуже вас, мистер Мейсон!
Сэмюэль Лекстер с минуту поколебался, как бы желая что-то сказать, затем повернулся и вышел, сопровождаемый Фрэнком Оуфли.
Перри Мейсон хмуро встретил улыбающийся взгляд Деллы Стрит.
— Валяй, — сказал он. — Начинай: «Я же тебе говорила…».
Она покачала головой:
— Побей хорошенько этого крючкотвора!
Мейсон поглядел на часы:
— Позвони Полу Дрейку, пусть он будет здесь в два тридцать.
— А Эштон?
— Нет, — сказал он. — Эштону и без того есть о чем беспокоиться. Думаю, дело становится серьезным.
3
Часы на столе Перри Мейсона показывали два тридцать пять. Пол Дрейк, глава «Детективного Агентства Дрейка», развалился на кожаном кресле в излюбленной позе. Углы губ у него чуть дергались, придавая лицу насмешливое выражение, глаза были большие, проницательные и отличались стеклянным блеском.
— В чем беда на этот раз? — спросил он. — Я что-то не слыхал еще об одном убийстве.
— Речь идет не об убийство, Пол. На сей раз — о коте.
— Что?!
— Кот, персидский кот.
— Ладно, — вздохнул сыщик. — Пусть будет кот. В чем дело?
— У Питера Лекстера, — начал Мейсон, — был городской дом, в котором он не жил. Он жил в загородном имении в Карменсите. Загородный дом сгорел, и Питер вместе с ним. Он оставил внуков — Сэмюэля К. Лекстера и Фрэнка Оуфли — наследников по завещанию — и Уинифред Лекстер, которая не получила ничего. Лекстер завещал заботиться о Чарльзе Эштоне, привратнике, который должен быть обеспечен работой пожизненно. У Эштона есть кот. Сэмюэль Лекстер приказал ему от кота избавиться. Сочувствуя Эштону, я написал Лекстеру письмо и просил оставить кота. Лекстер отправился к Нату Шастеру. Шастер увидел тут шанс поживиться и, внушив Лекстеру, будто я пытаюсь оспорить завещание, потребовал от меня массу нелепых условий. Когда же я отказался, он обыграл мой отказ. Наверняка получил хороший куш.
— Чего же ты хочешь? — спросил Дрейк.
— Оспорить завещание, — мрачно сказал Мейсон.
Детектив зажег сигарету и медленно поинтересовался:
— Оспорить завещание из-за кота, Перри?
— Из-за кота, но я собираюсь еще и побить Шастера. Он мне надоел. Он сутяга, взяточник и жулик. Он позорит нашу профессию. Он уже хвастался по всему городу, что, если когда-нибудь выступит против меня, то уж он-то мне покажет… Он мне надоел.
— У тебя есть копия завещания? — спросил Дрейк.
— Пока нет, но у меня есть копия, сделанная для подтверждения.
— Оно уже вступило в силу?
— Я так понял, что да. Тем не менее его можно оспорить.
— Что я должен делать?
— Для начала найди Уинифред. А потом раскопай все, что сможешь, насчет Питера Лекстера и его наследников.
Стеклянные глаза Пола оценивающе посмотрели на Мейсона.
— Коты могут приносить массу денег, — заметил детектив.
Лицо Мейсона оставалось серьезным.
— Не уверен, Пол, что тут есть случай заработать. Очевидно, Питер Лекстер был скрягой. Он не очень-то доверял банкам. Незадолго до смерти он получил наличными миллион долларов. Наследники не могут найти этот миллион.
— Может, деньги сгорели вместе с ним? — спросил Дрейк.
— Возможно, — согласился Мейсон. — Когда Эштон вышел из моей конторы, за ним следил какой-то человек — он ехал в новеньком зеленом паккарде.
— Не знаешь, кто был этот парень?
— Нет, я не рассмотрел лица. Видел только светлую фетровую шляпу и темный костюм. Возможно, за этим ничего нет, а возможно — есть. Вполне вероятно, что-то готовится против Уинифред Лекстер, а я собираюсь оспаривать завещание ради нее. Шастер столько болтал о том, что он со мной сделает, если окажется в суде против меня, что я должен дать ему шанс.
— Ты не можешь повредить Шастеру тяжбой, — сказал сыщик. — Он как раз ее и добивается. Твое дело — бороться за интересы своих клиентов, а Шастера — содрать денежки со своих.
— Ничего он не сдерет, если его клиенты потеряют деньги, — сказал Мейсон. — Предыдущее завещание было целиком в пользу Уинифред. Если я оспорю второе завещание, станет действительным прежнее.
— Собираешься взять клиенткой Уинифред? — спросил Дрейк.
— Мой клиент — кот, — упрямо покачал головой Мейсон. — Уинифред может мне понадобиться как свидетельница.
Дрейк поднялся.
— Зная тебя, — сказал он, — я предвижу, что ты потребуешь массу действий с моей стороны.
— И быстрых, — мрачно кивнул Мейсон. — Достань мне информацию по всем доступным пунктам: собственность, здравый рассудок, постороннее влияние — словом, все.
Как только Дрейк закрыл за собой дверь, в нее небрежно постучал Джексон и вошел, неся несколько листков бумаги стандартного размера с отпечатанным на машинке текстом.
— Я сделал копию с завещания, — объявил он, — и как следует вчитался. Насчет кота, конечно, слабовато. Это ведь не условие, от которого зависит потеря наследства. Даже имущество нельзя описать. Просто желание завещателя.
— Что еще? — разочарованно спросил Мейсон.
— Очевидно, Питер Лекстер сам составил это завещание. Он изучал право. Все непрошибаемо, но имеется один особый параграф. Вот с ним мы можем кое-что сделать в смысле опротестования.
— Что же там такое? — спросил Мейсон.