Уильям Шекспир
Монолог «Быть или не быть…»
в русских переводах XIX-XX веков
William Shakespeare
To be, or not to be: that is the question:Whether ‘tis nobler in the mind to sufferThe slings and arrows of outrageous fortune,Or to take arms against a sea of troubles,And by opposing end them? To die: to sleep;No more; and by a sleep to say we endThe heart-ache and the thousand natural shocksThat flesh is heir to, ‘tis a consummationDevoutly to be wish’d. To die, to sleep;To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;For in that sleep of death what dreams may comeWhen we have shuffled off this mortal coil,Must give us pause: there’s the respectThat makes calamity of so long life;For who would bear the whips and scorns of time,The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,The pangs of despised love, the law’s delay,The insolence of office and the spurnsThat patient merit of the unworthy takes,When he himself might his quietus makeWith a bare bodkin? who would fardels bear,To grunt and sweat under a weary life,But that the dread of something after death,The undiscover’d country from whose bournNo traveller returns, puzzles the willAnd makes us rather bear those ills we haveThan fly to others that we know not of?Thus conscience does make cowards of us all;And thus the native hue of resolutionIs sicklied o’er with the pale cast of thought,And enterprises of great pith and momentWith this regard their currents turn awry,And lose the name of action. – Soft you now!The fair Ophelia! Nymph, in thy orisonsBe all my sins remember’d.М. Вронченко
Быть иль не быть – таков вопрос; что лучше,Что благородней для души: сносить лиУдары стрел враждующей фортуны,Или восстать противу моря бедствийИ их окончить. Умереть – уснуть –Не боле, сном всегдашним прекратитьВсе скорби сердца, тысячи мучений,Наследье праха – вот конец, достойныйЖеланий жарких. Умереть – уснуть.Уснуть. Но сновиденья… Вот препона:Какие будут в смертном сне мечты,Когда мятежную мы свергнем бренность,О том помыслить должно. Вот источникСтоль долгой жизни бедствий и печалей.И кто б снес бич и поношенье света,Обиды гордых, притесненье сильных,Законов слабость, знатных своевольство,Осмеянной любови муки, злоеПрезренных душ презрение к заслугам,Когда кинжала лишь один удар –И он свободен. Кто в ярме ходил бы,Стенал под игом жизни и томился,Когда бы страх грядущего по смертиНеведомой страны, из коей нетСюда возврата, – не тревожил воли,Не заставлял скорей сносить зло жизни,Чем убегать от ней к бедам безвестным.Так робкими творит всегда нас совесть,Так яркий в нас решимости румянецПод тению пускает размышленья,И замыслов отважные порывы,От сей препоны уклоняя бег свой,Имен деяний не стяжают. Ах,Офелия. О нимфа, помяниГрехи мои в своей молитве.М. Загуляев
Быть иль не быть – вот он, вопрос. Должна лиВеликая душа сносить удары рокаИли, вооружаясь против потока бедствий,Вступить с ним в бой и положить конецСтраданью…Умереть – заснуть… и только.И этим сном покончить навсегдаС страданьями души и с тысячью болезней,Природой привитых к немощной плоти нашей…Конец прекрасный и вполне достойныйЖеланий жарких…Умереть – заснуть…Заснуть… быть может, видеть сны… какие?Да, вот помеха… Разве можно знать,Какие сны нам возмутят сон смертный…Тут есть о чем подумать.Эта мысльИ делает столь долгой жизнь несчастных.И кто бы в самом деле захотелСносить со стоном иго тяжкой жизни,Когда б не страх того, что будет там, за гробом.Кто б захотел сносить судьбы все бичеваньяИ все обиды света, поруганьеТирана, оскорбленья гордеца,Отверженной любви безмолвное страданье,Законов медленность и дерзость наглеца,Который облечен судьбой всесильной властью,Презрение невежд к познаньям и уму,Когда довольно острого кинжала,Чтоб успокоиться навек… Кто б захотелНести спокойно груз несчастной жизни,Когда б не страх чего-то после смерти,Неведомой страны, откуда ни одинЕще доселе путник не вернулся…Вот что колеблет и смущает волю,Что заставляет нас скорей сносить страданья,Чем убегать к иным, неведомым бедам,Да, малодушными нас делает сомненье…Так бледный свой оттенок размышленьеКладет на яркий цвет уж твердого решенья,И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдругОстановить важнейших дел теченье.О если б… Ах, Офелия… О Ангел,В своей молитве чистой помяниМои грехи.Н. Кетчер
Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей, – конец желаннейший. Умереть – заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть – вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. – А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.
Н. Маклаков
Быть иль не быть, – вопрос весь в том:Что благороднее. Переносить лиНам стрелы и удары злополучья –Или восстать против пучины бедствийИ с ними, в час борьбы, покончить разом.Ведь умереть – уснуть, никак не больше;Уснуть в сознании, что настал конецСтенаньям сердца, сотням тысяч зол,Наследованных телом. Как, в душе,Не пожелать такого окончанья?Да. Умереть – уснуть. Но ведь уснуть,Быть может, грезить. Вот, и вечно то жеТут затрудненье: в этой смертной спячке,Как с нас спадет ярмо земных сует,Какого рода сны нам сниться могут.Вот отчего мы медлим, вот причина,Что наши бедствия столь долговечны.И кто бы согласился здесь терпетьНасилье грубое, издевки века,Неправды деспотов, презренье гордых,Тоску отвергнутой любви, законовБездействие, судов самоуправствоИ скромного достоинства награду –Ляганье подлецов, когда возможноКупить себе покой одним ударом.И кто бы захотел здесь ношу жизни,Потея и кряхтя, таскать по свету,Когда б не страх чего-то после смерти,Страх стороны неведомой, откудаИз странников никто не возвращался,Не связывал нам волю, заставляяОхотнее страдать от злоключенийУже известных нам, чем устремлятьсяНавстречу тем, которых мы не знаем.Так совесть превращает нас в трусишек,Решимости естественный румянец,При бледноликом размышленье, блекнет;Стремления высокого значенья,При встрече с ним, сбиваются с дороги,И мысли не становятся делами, —А, это вы, Офелия. О нимфа.Воспомяни грехи мои в молитвах.А. Соколовский
Жить иль не жить – вот в чем вопрос.Честнее льБезропотно сносить удары стрелВраждебной нам судьбы, иль кончить разомС безбрежным морем горестей и бед,Восстав на все. Окончить жизнь – уснуть,Не более, – когда при этом вспомнить,Что с этим сном навеки отлетятИ сердца боль, и горькие обиды –Наследье нашей плоти, – то не вправе льМы все желать подобного конца.Окончить жизнь – уснуть… уснуть, а еслиПри этом видеть сны… Вот остановка.Какого рода сны тревожить будутНас в смертном сне, когда мы совлечемС себя покрышку плоти. Вот что можетСвязать решимость в нас, заставя вечноТерпеть и зло, и бедственную жизнь…Кто стал бы, в самом деле, выноситьБезропотно обиды, притесненья,Ряд горьких мук обманутой любви,Стыд бедности, неправду власти, чванствоИ гордость знатных родом – словом, все,Что суждено достоинству терпетьОт низости, – когда бы каждый могНайти покой при помощи удараКороткого ножа. Кто стал влачить быВ поту лица томительную жизнь,Когда бы страх пред тою непонятной,Неведомой страной, откуда нетИ не было возврата, не держалВ оковах нашей воли и не делалТого, что мы скорей сносить готовыПозор и зло, в которых родились,Чем ринуться в погоню за безвестным…Всех трусами нас сделала боязнь.Решимости роскошный цвет бледнеетПод гнетом размышленья. Наши всеПрекраснейшие замыслы, встречаясьС ужасной этой мыслью, отступают,Теряя имя дел. – Но тише, вотОфелия. О нимфа, помяниМеня, прошу, в святых своих молитвах.А. Московский
Жизнь или смерть, вот дело в чем:Достойней ли претерпеватьМятежного удары рокаИль отразить их и покончитьСо всею бездною терзаний.Ведь смерть есть только сон – не боле,И если знать, что с этим сномПридет конец врожденным мукам,Как не стремиться нам к нему,Покончить с жизнью… и заснуть…Заснуть и сны, быть может, видеть,Вот преткновенье… Сны какиеНас в вечном сне тревожить будут,Когда с себя мы свергнем этоЯрмо житейской суеты.Да, вот что понуждает насТерпеть до старости невзгоды.Иначе кто переноситьРешился бы все то, что сталоПосмешищем, бичом веков:Тиранов дерзкий произвол,Людей заносчивых нахальство,Отвергнутой любви мученья,Судилищ наших проволочки,Надменность властью облеченных,Пренебрежение к заслугам, —Когда один укол иглыНас в состоянье успокоить.Кто помирился бы иначеСо всеми тягостями жизни –Лишь страх пред чем-то после смертиПред той неведомой страной,Отколь никто не возвращался,Смущает нас, и мы скорееИз двух зол выбираем то,Что нам известно. Совесть нашаБыть трусами нас побуждает,Под гнетом мысли блекнет смелость,И замыслы с огнем и силой,Невольно сбившись с колеи,Делами названы не будут.(Замечает Офелию.)Прелестная Офелия, тише…Ах, нимфа, помяни моиВ своих молитвах прегрешенья…К. Р.
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.Что выше:Сносить в душе с терпением ударыПращей и стрел судьбы жестокой или,Вооружившись против моря бедствий,Борьбой покончить с ним? Умереть, уснуть –Не более; и знать, что этим сном покончишьС сердечной мукою и с тысячью терзаний,Которым плоть обречена, – о, вот исходМногожеланный! Умереть, уснуть;Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот оно!Какие сны в дремоте смертной снятся,Лишь тленную стряхнем мы оболочку, – вот чтоУдерживает нас. И этот довод –Причина долговечности страданья.Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды,Гнет притеснителей, кичливость гордецов,Любви отвергнутой терзание, законовМедлительность, властей бесстыдство и презреньеНичтожества к заслуге терпеливой,Когда бы сам все счеты мог покончитьКаким-нибудь ножом? Кто б нес такое бремя,Стеная, весь в поту под тяготою жизни,Когда бы страх чего-то после смерти,В неведомой стране, откуда ни единыйНе возвращался путник, воли не смущал,Внушая нам скорей испытанные бедыСносить, чем к неизведанным бежать? И вотКак совесть делает из всех нас трусов;Вот как решимости природный цветПод краской мысли чахнет и бледнеет,И предприятья важности великой,От этих дум теченье изменив,Теряют и названье дел. – Но тише!Прелестная Офелия! – О нимфа!Грехи мои в молитвах помяни!П. Гнедич
Быть иль не быть – вот в чем вопрос.Что благороднее: сносить ударыНеистовой судьбы – иль против моряНевзгод вооружиться, в бой вступитьИ все покончить разом… Умереть…Уснуть – не больше, – и сознать – что сномМы заглушим все эти муки сердца,Которые в наследье бедной плотиДостались: о, да это столь желанныйКонец… Да, умереть – уснуть… Уснуть.Жить в мире грез, быть может, вот преграда. —Какие грезы в этом мертвом снеПред духом бестелесным реять будут…Вот в чем препятствие – и вот причина,Что скорби долговечны на земле…А то кому снести бы поношенье,Насмешки ближних, дерзкие обидыТиранов, наглость пошлых гордецов,Мучения отвергнутой любви,Медлительность законов, своевольствоВластей… пинки, которые даютСтрадальцам заслуженным негодяи, —Когда бы можно было вековечныйПокой и мир найти – одним ударомПростого шила. Кто бы на землеНес этот жизни груз, изнемогаяПод тяжким гнетом, – если б страх невольныйЧего-то после смерти, та странаБезвестная, откуда никогдаНикто не возвращался, не смущалиРешенья нашего… О, мы скорееПеренесем все скорби тех мучений,Что возле нас, чем, бросив все, навстречуПойдем другим, неведомым бедам…И эта мысль нас в трусов обращает…Могучая решимость остываетПри размышленье, и деянья нашиСтановятся ничтожеством… Но тише, тише.Прелестная Офелия, о нимфа –В своих святых молитвах помяниМои грехи…П. Каншин
Жить иль не жить – вот в чем вопрос. Что честнее, что благороднее: сносить ли злобные удары обидчицы-судьбы или вооружиться против моря бед, восстать против них и тем покончить с ними… Умереть – уснуть – и только… Между тем, таким сном мы можем положить конец и болям сердца, и тысячам мучительных недугов, составляющих наследие нашей плоти, – такой конец, к которому невольно порывается душа… Умереть, уснуть. Быть может, видеть сны. – Вот в чем затруднение. Ибо какие же сны могут нам грезиться во время этого мертвого сна, когда мы уже сбросили с себя все земные тревоги? Тут есть перед чем остановиться, над чем задуматься. Из-за такого вопроса мы обрекаем себя на долгие-долгие годы земного существования… Кто, в самом деле, захотел бы переносить бичевания и презрение времени, гнет притеснителей, оскорбления гордецов, страдания отвергнутой любви, медленность в исполнении законов, наглость власти и все пинки, получаемые терпеливым достоинством от недостойных, когда он сам мог бы избавиться от всего этого одним ударом короткого кинжала. Кто согласился бы добровольно нести такое бремя, стонать и обливаться потом под невыносимою тяжестью жизни, если бы боязнь чего-то после смерти, страх перед неизвестною страною, из которой не возвращался ни один путник, не смущали нашей воли, заставляя нас покорно переносить испытанные уже боли и в трепете останавливаться перед неведомым… Итак, совесть превращает всех нас в трусов. Так природный румянец решимости сменяется бледным отливом размышления; так размышление останавливает на полпути исполнение смелых и могучих начинаний, и они теряют название «действия»… Но тише. Вот хорошенькая Офелия. О нимфа, в своих святых молитвах помяни и меня, и все мои грехи.
Д. Аверкиев
Жизнь или смерть – таков вопрос;Что благородней для души; сносить лиИ пращу, и стрелу судьбы свирепой,Иль, встав с оружьем против моря зол,Борьбой покончить с ними. Умереть –Уснуть, – не больше. И подумать только,Что сном окончатся и скорби сердца,И тысячи страданий прирожденных,Наследье плоти… Вот исход, достойныйБлагоговейного желанья… Умереть –Уснуть… Уснуть… Быть может, видеть сны…Вот в чем препятствие. Что мы, избавясьОт этих преходящих бед, увидимВ том мертвом сне, – не может не заставитьОстановиться нас. По этой-то причинеМы терпим бедствие столь долгой жизни, —Кто снес бы бичеванье и насмешкиЛюдской толпы, презренье к бедняку,Неправду притеснителя, томленьеОтверженной любви, бессилье права,Нахальство власть имущих и пинки,Что терпеливая заслуга сноситОт недостойного, – когда он можетПокончить с жизнью счетыПростым стилетом. Кто бы стал таскатьВсе эти ноши, и потеть, и охатьПод тягостною жизнью, если б страхЧего-то после смерти, той страныНеведомой, из-за границ которойНе возвращаются, – не путал воли,Уча, что лучше нам сносить земные беды,Чем броситься к другим, нам неизвестным.Так в трусов превращает нас сознанье;Так и решимости природный цветОт бледного оттенка мысли тускнет.И оттого-то также предприятия,Великие по силе и значенью,Сбиваясь в сторону в своем теченье,Не переходят в дело, – Успокойся…Прекрасная Офелия… О нимфа,В своих святых молитвах помяниМои грехи.Н. Россов
Быть иль не быть? Вот в чем вопрос. Что глубже:Сносить безропотно удары стрелБезжалостной судьбы иль стать лицомПред морем бедствий и окончить ихБорьбою? Умереть – уснуть, не больше,И знать, что с этим сном исчезнут всеВолненья сердца, тысячи страданий –Наследье праха. О, такой конецЖеланный! Умереть – уснуть. Уснуть?А сновиденья? Вот она – преграда:Какие грезы скрыты в смертном сне,Когда освободимся мы от плоти?Вот почему так долговечно горе.Иначе кто б переносил насмешкиИ кровожадность века, гнет тиранов,Высокомерье гордецов, тоскуОтвергнутой любви, судей бесстыдство,Законов медленность, презренье тлиК заслуге скромной, ежели одинУдар кинжала успокоить может?Кто б, обливаясь потом и стеная,Бродил под бременем земных невзгод,Когда б не страх чего-то после смерти,Перед таинственной страной, откудаНе возвращался ни единый путник?Вот отчего слабеет наша воляИ заставляет нас скорей терпетьЗло жизни, чем бежать к безвестным бедам.Так всех нас трусостью объемлет совесть,Так вянет в нас решимости румянец,Сменяясь бледным цветом размышленья,И замыслов великих начертаньяЧрез то не облекаются в деянья.Прелестная Офелия! О нимфа,Меня в своих молитвах не забудь.М. Морозов
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Благороднее ли молча терпеть пращи и стрелы яростной судьбы, или поднять оружие против моря бедствий и в борьбе покончить с ними? Умереть – уснуть – не более того. И подумать только, что этим сном закончится боль сердца и тысяча жизненных ударов, являющихся уделом плоти, – ведь это конец, которого можно от всей души пожелать! Умереть. Уснуть. Уснуть, может быть, видеть сны; да, вот в чем препятствие. Ибо в этом смертном сне какие нам могут присниться сны, когда мы сбросим мертвый узел суеты земной? Мысль об этом заставляет нас остановиться. Вот причина, которая вынуждает нас переносить бедствия столь долгой жизни, несправедливости угнетателя, презрение гордеца, боль отвергнутой любви, проволочку в судах, наглость чиновников и удары, которые терпеливое достоинство получает от недостойных, если бы можно было самому произвести расчет простым кинжалом? Кто бы стал тащить на себе бремя, кряхтя и потея под тяжестью изнурительной жизни, если бы не страх чего-то после смерти – неоткрытая страна, из пределов которой не возвращается ни один путешественник, не смущал бы нашу волю и не заставлял бы скорее соглашаться переносить те бедствия, которые мы испытываем, чем спешить к другим, о которых мы ничего не знаем? Так сознание делает нас всех трусами; и так врожденный цвет решимости покрывается болезненно– бледным оттенком мысли, и предприятия большого размаха и значительности в силу этого поворачивают в сторону свое течение и теряют имя действия. Но тише! Прекрасная Офелия! Нимфа, в твоих молитвах да будут помянуты все мои грехи!
Владимир Набоков
Быть иль не быть – вот в этомВопрос; что лучше для души – терпетьПращи и стрелы яростного рокаИли, на море бедствий ополчившисьПокончить с ними? Умереть: уснутьНе более, и если сон кончаетТоску души и тысячу тревог,Нам свойственных, – такого завершеньяНельзя не жаждать. Умереть, уснуть;Уснуть: быть может, сны увидеть; да,Вот где затор, какие сновиденьяНас посетят, когда освободимсяОт шелухи сует? Вот остановка.Вот почему напасти так живучи;Ведь кто бы снес бичи и глум времен,Презренье гордых, притесненье сильных,Любви напрасной боль, закона леность,И спесь властителей, и все, что терпитДостойный человек от недостойных,Когда б он мог кинжалом тонким самПокой добыть? Кто б стал под грузом жизниКряхтеть, потеть, – но страх, внушенный чем-тоЗа смертью – неоткрытою страной,Из чьих пределов путник ни одинНе возвращался, – он смущает волюИ заставляет нас земные мукиПредпочитать другим, безвестным. ТакВсех трусами нас делает сознанье,На яркий цвет решимости природнойЛожится бледность немощная мысли,И важные, глубокие затеиМеняют направленье и теряютНазванье действий. Но теперь – молчанье…Офелия…В твоих молитвах, нимфа,Ты помяни мои грехи.М. Лозинский
Быть или не быть, – таков вопрос;Что благородней духом – покорятьсяПращам и стрелам яростной судьбыИль, ополчась на море смут, сразить ихПротивоборством? Умереть, уснуть, —И только; и сказать, что сном кончаешьТоску и тысячу природных мук,Наследье плоти, – как такой развязкиНе жаждать? Умереть, уснуть. – Уснуть!И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;Какие сны приснятся в смертном сне,Когда мы сбросим этот бренный шум,Вот что сбивает нас; вот где причинаТого, что бедствия так долговечны;Кто снес бы плети и глумленье века,Гнет сильного, насмешку гордеца,Боль презренной любви, судей неправду,Заносчивость властей и оскорбленья,Чинимые безропотной заслуге,Когда б он сам мог дать себе расчетПростым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,Когда бы страх чего-то после смерти, —Безвестный край, откуда нет возвратаЗемным скитальцам, – волю не смущал,Внушая нам терпеть невзгоды нашиИ не спешить к другим, от нас сокрытым?Так трусами нас делает раздумье,И так решимости природный цветХиреет под налетом мысли бледным,И начинанья, взнесшиеся мощно,Сворачивая в сторону свой ход,Теряют имя действия. Но тише!Офелия? – В твоих молитвах, нимфа,Да вспомнятся мои грехи.Борис Пастернак
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно льСмиряться под ударами судьбы,Иль надо оказать сопротивленьеИ в смертной схватке с целым морем бедПокончить с ними? Умереть. Забыться.И знать, что этим обрываешь цепьСердечных мук и тысячи лишений,Присущих телу. Это ли не цельЖеланная? Скончаться. Сном забыться.Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.Какие сны в том смертном сне приснятся,Когда покров земного чувства снят?Вот в чем разгадка. Вот что удлиняетНесчастьям нашим жизнь на столько лет.А то кто снес бы униженья века,Неправду угнетателей, вельможЗаносчивость, отринутое чувство,Нескорый суд и более всегоНасмешки недостойных над достойным,Когда так просто сводит все концыУдар кинжала! Кто бы согласился,Кряхтя, под ношей жизненной плестись,Когда бы неизвестность после смерти,Боязнь страны, откуда ни одинНе возвращался, не склоняла волиМириться лучше со знакомым злом,Чем бегством к незнакомому стремиться!Так всех нас в трусов превращает мысль,И вянет, как цветок, решимость нашаВ бесплодье умственного тупика,Так погибают замыслы с размахом,В начале обещавшие успех,От долгих отлагательств. Но довольно!Офелия! О радость! ПомяниМои грехи в своих молитвах, нимфа.
